Книга Нелюбый, страница 46 – Ксения Скворцова

— Да ты только и умеешь, что меня долгом корить, а сам живёшь по себе, вольной птицей, по рукам-ногам не связан! — выкрикнула Мстислава, распаляясь. — Где тебе знать, каково это, когда кто-то иной твоей судьбой распоряжается!

Нелюб невесело усмехнулся одним уголком рта.

— Отчего ж не знать. Мне батюшка с матушкой тоже невесту заручили, сына не спросясь. Вот вернусь домой в Зазимье, и кончится моя воля. Выходит, не одной тебе страдать придётся.

Мстислава поджала губы и сердито вытерла глаза, не позволяя себе расплакаться. Да уж, Зазимье. В конце концов, если кто и был во всём виноват, так это Ратмир. Кабы не он, то Мстиша бы повторила судьбу Предславы и вышла за лю́бого.

— Ненавижу! — прошипела Мстиша, и глаза помытчика удивлённо расширились. — Ненавижу проклятого оборотня!

— Ах вот оно что, — понимающе кивнул Нелюб, и его разгоревшийся было взгляд погас, а на лице появилась неприятная ухмылка. — Значит, княжич наш виноват в том, что милый твой дров наломал, подбив на побег? И в том, что, как до дела дошло, кишка оказалась тонка, тоже его вина, поди.

— Нет, — резко перебила Мстиша. — Вина его в том,что он на свет появился. Таких уродов земля носить не должна! — Слова яростно выскакивали сквозь стиснутые зубы, а глаза сияли мстительным светом, и Нелюб не мог отвести от девушки заворожённого взора. — Оборотень, чудище, убийца!

Она в отчаянии накрыла лицо руками.

— Много же ты о нашем княжиче знаешь. Из Медыни, поди, виднее, — всё ещё усмехаясь, но как-то сдавленно, будто через силу проговорил Нелюб.

— Людская молва далеко стелется!

— Где молва, там и напраслина, — упрямо возразил зазимец.

— Как же, — усмехнулась Мстиша, — злые люди доброго человека в чужой клети поймали. Всё одно, — горько добавила она, — другой дороги, как к нему, у меня нет.

Нелюб вскинул на неё острый взгляд.

— Не возьму я в толк, как можно так ненавидеть того, кого ни разу в жизни не встречала. Кто тебе дурного не сделал. А ещё больше мне невдомёк, как можно своей волей к нему идти, точно на заклание.

Мстиша опустила голову и свела на груди руки, стягивая ветхую ткань. Высказав всё, что лежало у неё на душе, она чувствовала не облегчение, а опустошение. Да и немудрено. Надежда и светлое ожидание, которыми девушка жила последние дни, остались навсегда где-то на подъезде к Осеченкам. Теперь на дне её сердца плескалась лишь горькая муть — обида, страх, ненависть, недоверие.

Спутники поужинали без удовольствия. Всякая беседа между ними, казалось, так или иначе сводилась к распре. Они хлебали из котелка, стараясь сидеть как можно дальше один от другого, глядя в разные стороны. Мстиша цедила крепкий, пропахший болотом навар, давясь от отвращения и уговаривая себя тем, что для целого дня ходьбы ей пригодятся силы. Нелюб ел равнодушно, словно не чувствуя вкуса, кажется, относясь к блюду так же приземлённо, как и Мстислава.

Они легли сразу же после скромной трапезы, усталые и удручённые, но, проснувшись среди ночи, Мстиша снова обнаружила на себе поношенный, пропахший дымом и луговой травой плащ.

Они брели по лесу несколько дней, пока не вышли на большую дорогу. Солнце палило с самого утра, и Мстислава раздражённо пыталась спрятаться от ярких лучей, надвигая на самый лоб Векшин платок.