Книга Нелюбый, страница 39 – Ксения Скворцова

— Отдохнули и будет, пора. — Он подошёл к девушке с длинными полотнищами. — Гляди да на ус мотай, дальше самой придётся справляться.

Нелюб хорошенько натянул ткань и, тщательно разглаживая каждую складочку, стал наматывать онучи на Мстишины икры. На его лице не дрогнула ни единая жилка, так, будто перед ним сидел ребёнок, а не первая красавица Медынского княжества. Мстиша, величественная и хладнокровная, привыкшая навязывать свою волю и повергать в благоговейный трепет, теперь оказалась по другую сторону. Нынче это её бросало в краску, тогда как грудь мужчины у её ног вздымалась ровно и спокойно. Нелюб надел Мстиславе лапти и приладил оборы.

— Сперва будет нелегко, но потом пообвыкнешься. Тут расходиться главное. Вот, держи, — Он протянул Мстиславе получившийся посох. — Вечером рукоятку доделаю. Ну, будем трогаться. Некогда сидеть. А то, глядишь, и правда, обставит тебя твоя девка.

Нелюб снова ощерился своей шутке, которую, кажется, счёл весьма удачной, и Мстиславе не оставалось ничего иного, как подняться и с оскорблённым видом поковылять дальше.

Почти весь день двигались лесными тропами: они были мягче разбитых дорог, да и прохладная тень спасала от палящего солнца. Нелюб не соврал, Мстише и правда стало чуть легче, да и с палкой идти оказалось сподручнее. Но Мстишиных сил хватило ненадолго. Мозоли мучили, ноги гудели, да и, кажется, не было ни одной части тела, которая бы не ныла от боли. Княжна шагала всё медленнее, а расположение духа помытчика становилось всё более скверным.

— Да ты совсем малахольная, — в сердцах сказал он после очередной передышки, на которую путникам пришлось встать, едва они успели пройти пару вёрст с прошлого привала.

Мстиша, потная, растрёпанная, распухшая от комариных укусов, измождённая и голодная, уже не могла, да и не желала сдерживаться.

— Да как ты смеешь, вахлак?! — взревела она так, что Бердяй, мирно подрёмывавший на луке седла, вздрогнул и встрепенулся. — Никто никогда не смел так говорить со мной! — Девушка стиснула кулаки. — Никто не смел унижать меня! Смеяться надо мной!

Нелюб тоже остановился и внимательно посмотрел на Мстишу.

— И чем же я унизил тебя? Правдой?

— Ты знал, что я не смогу идти, и всё равно не нанял телегу! — свирепея, выкрикнула княжна. — А теперь ещё и издеваешься!

— Не смеюсь и не издеваюсь, а что есть говорю. Твоей прытью мы не то, что к Ратмировой свадьбе со служанкой не успеем, а и к рождению первенца, пожалуй, не дотелепаем.

Очередное упоминание дурацкой шутки Мстислава уже не могла снести. Совершенно перестав владеть собой, она что было мочи замахнулась, вобрав в готовящийся удар всю накопленную злость. Но вместо того, чтобы врезаться в щёку, ладонь неуклюже зависла в воздухе. Нелюб на лету перехватил её и теперь крепко сжимал тонкое запястье в нескольких вершках от своего лица.

Всеславна попыталась высвободиться, но у неё ничего не вышло.

— Не рвись, не то больно станет. А теперь меня послушай, — не повышая голоса, проговорил зазимец. — Коли думаешь, что я — твой холоп, которым можно помыкать да остолбухи отвешивать, когда с души воротит, то придётся мне тебя окручинить. Не с таким связалась. То, что до больших ног доросла и ни слова правды не слыхивала, не моя печаль. То, что хилая да неумёха — тоже. Я за тобой нюни вытирать не рядился и в слуги твои не нанимался. — Нелюб выплёвывал слова отчётливо и зло. — До Зазимья дойти я и без тебя сумею, дорогу, слава Отцу Небесному, знаю. И свои несметные богатства мне не сули. Я тебя не бросил не из-за них, а из жалости. Да только тебе такое чувство, поди, неведомо. — Он неприязненно скривил рот. — А если ещё раз вздумаешь руки распускать, то больше меня не увидишь, вот тебе моё вахлацкое слово.