Книга Нелюбый, страница 37 – Ксения Скворцова

— Потерпи малость, скоро лес начнётся, там на ключе остановимся, передохнём.

Мстислава подняла на спутника глаза, удивлённая его человечностью. Но Нелюб, не встречая озадаченного взгляда, удостоверился, что девушка твёрдо стоит на ногах, и отпустил её.

Новость о привале придала Мстише бодрости, и когда они вошли под сень высокой берёзы, в изножье которой тихонько журчал родник, девушка с наслаждением растянулась прямо на росистой траве и закрыла глаза. Крепко пахло сыростью и сгнившими листьями, и раньше бы Мстислава поморщилась, но нынче этот запах казался слаще мёда.

— На, вот, подложи, земля студёная, — вывел её из мимолётной дрёмы голос Нелюба.

Он протягивал свой сложенный вчетверо заношенный плащ. Мстислава растерялась. Слова благодарности точно кость застряли в горле, но Нелюб, не ожидая их, уже спрыгнул к воде. Княжна послушно подстелила плащ под себя и вытянула ноги. Хотелось пить, но она даже помыслить не могла о том, чтобы сделать хоть ещё один шаг. Не успела Мстиша подумать об этом, как возле неё вырос зазимец с берестяной кружкой.

Он молча подал ей питьё и снова спустился к ключу. Помытчик принёс воды ястребу, а потом отвёл лошадь вниз по течению ручья, где в камнях собралась лужа. Напоив всех своих спутников, Нелюб снова вернулся к Мстише. Он присел перед ней на корточки, и девушка поёжилась.

— Позволишь? — спросил зазимец, и, дождавшись слабого Мстишиного кивка, потянулся к её стопам. Княжна забыла дышать, покапроворные жёсткие пальцы распутывали оборы, скидывали ненавистные лапти, освобождали лодыжки от длинных запылённых онучей.

Вместо того, чтобы смотреть на свои ноги, Мстислава не могла отвести взора от лица Нелюба. Он действовал сосредоточенно и осторожно, но в то же время совершенно буднично, так, точно прикасаться к ногам юных княжон для него самое обыкновенное дело. Мстиша против воли почувствовала обиду. Ещё не случалось того, чтобы люди — мужчины ли, женщины, высокого ли, низкого ли звания, — оставались равнодушны к её внешности и положению. Одних они откровенно восхищали, других пугали и вынуждали робеть и терять дар речи, но никто прежде не оставался безучастным. Полбеды, что принадлежность Мстиславы к княжескому роду не повергала Нелюба в трепет. Только и красоты её зазимец не замечал. Мстиша могла бы подумать, что от горестей успела подурнеть, но ведь Нелюб уже повидал её в разных обличиях и всегда оставался одинаково нетронутым.

Едва ли княжна была бы рада, если помытчик начал бы восторгаться ею, или, ещё хуже, — увиваться. Она не могла не понимать, что подобное внимание наверняка стало бы помехой, более того — опасностью. Но вместе с тем полное отсутствие оного задевало девушку, и она ничего не могла с собой поделать. Кто была Мстислава, если не княжеская дочь и не красавица?

Ей хотелось зародить искру, пробить толстую кожу и коржавое сердце зазимца. Ей хотелось понравиться ему.

Все эти мысли тенью от облака пробежали по кромке её сознания, не успев принять ясных очертаний. Мстиша, сама того не ведая, предпочитала полагаться не на думы, а на чувства, и теперь помимо усталости и потерянности ощущала разочарование и неудовлетворённость. Словно мучимая голодом или жаждой, Мстислава испытывала недостаток чего-то существенного, питательного, того, без чего жизнь делалась невыносимой. Она давно не слышала ни похвалы, ни лести, ни слов восхищения.