Книга Нелюбый, страница 35 – Ксения Скворцова

— Как, оженил? — дрожащим голосом спросила Мстислава.

— Прознал, видно, о ваших плутнях, да и окоротил сыночка, — равнодушно пожал плечами Нелюб. — Хоть кому-то достало глузду.

Мстиша почувствовала, что не может дышать. Она принялась судорожно перехватывать ртом, а перед глазами помутилось. Девушка опустилась на постель, не замечая, что Нелюб смотрит на неё со смесью отвращения и жалости. От дрожи, пробиравшей всё её тело, мелко затряслись золотые подвески на колтах, и этот мягкий, нежный перезвон прозвучал так некстати, что стал последней каплей, переполнившей горькую Мстишину чашу. Княжна уронила лицо в ладони и зарыдала. Ей было голодно и противно, страшно и одиноко, она разочаровалась в том, кому верила больше всех на свете. Ей было нестерпиможаль себя.

За что? За что, Небесная Матерь? Разве многого желала Мстислава? Хотела жить подле лю́бого, словно лесная птаха, никому не вредя.

Мстислава успела позабыть, что не одна, когда услышала покашливание. Она подняла заплаканные глаза на Нелюба, который протягивал ей знакомую ширинку. Развернув концы полотна, девушка увидела отрез своей косы, связанный зелёной лентой. Как ни странно, кажется, Нелюб не заглядывал в платок, потому что теперь смотрел на волосы Мстиши с каким-то странным, неприязненным и вместе с тем злым выражением. Его глаза сузились, а под скулами прокатились напрягшиеся желваки. Он почти неслышно хмыкнул и отвернулся.

Усилием воли подавив подступивший всхлип, княжна стиснула зубы и, завязав платок обратно, откинула его в сторону.

Опираясь о стену, Всеславна поднялась и, не заботясь присутствием Нелюба, принялась устало стягивать всё, чем давеча так любовно наряжалась, готовясь ко встрече со Сновидом. Украшения с жалобным звяканьем падали на засаленную рогожу. Особенно ожесточённо девушка сорвала с шеи бирюзовую нитку, но её она отдельно от остальной кузни швырнула в дорожную котомку.

Закончив, княжна сгребла блестящую кучу и небрежно запихнула в маленькую укладку.

— Бери, всё твоё, — сухо проговорила Мстиша, враждебно глядя на помытчика, и кивнула на сундуки. — Заслужил, — добавила она и нехорошо улыбнулась.

— Мне твоего не надобно, а тебе негоже приданым разбрасываться. Что делать станешь? — хмуро спросил Нелюб.

— Тебе до меня дела нет, — по старой привычке задрала подбородок Мстиша, забыв, что в расхристанной, измазанной в стёршейся краске, потрёпанной девушке с трудом можно было узнать Мстиславу Всеславну.

— Так не годится, — помотал головой зазимец. — Не брошу же я тебя здесь.

Брови Мстиславы слегка дёрнулись, и она сглотнула. В носу всё ещё свербело после недавних слёз. Нельзя было позволять себе снова надеяться, но княжне страстно хотелось, чтобы, как в прошлой жизни, кто-то уладил её беды. А больше всего Мстиша боялась остаться в одиночестве. Пусть с ним, с замызганным помытчиком, только бы не одной.

— Поутру повезу тебя в Медынь, — так, точно тут и обсуждать было нечего, рубанув рукой воздух, объявил Нелюб.

— Ни за что! — воскликнула Мстиша, и её дотоле бескровные щёки лихорадочно зарделись. — Послевсего показаться на глаза тате? Лучше сразу умереть.

В словах княжны была твёрдость, заставившая Нелюба недоверчиво склонить голову набок и пристально посмотреть на девушку.

— А как же тогда?

Мстиша выпрямилась и направила взгляд перед собой. Даже теперь, бледная и похудевшая, неубранная, грязная, она была хороша. Несколько мгновений княжна размышляла, но вот её губы решительно поджались, а складка между бровями расправилась.