Книга Пепел короля, проклятого звездами, страница 213 – Карисса Бродбент

«Не оглядывайся, – твердит себе раб. – Это уже не имеет значения».

Но почему-то он все-таки оглядывается.

К этому времени он достиг окраины города и расправил крылья, чтобы взлететь и наконец совершить давно задуманный побег. Потребность оглянуться становится невероятно сильной. Она завладевает рабом. Кажется, что призрачные руки тянут его назад.

Он поворачивается.

Амфитеатр ярко освещен. Над стенами дрожит воздух. Здание похоже на воспаленную рану, из которой вот-вот хлынет гной.

Посмотрев немного, раб взмывает в небо и поднимается к звездам, где по-прежнему сияет огонь богов. И вдруг он чувствует, что не может двигаться.

В далекой вышине по небу проплывает Ниаксия, словно наблюдая за удивительными последствиями подарка, сделанного ей.

Но ты всегда чувствуешь на себе глаза бога. А сегодня Ниаксия смотрит прямо на раба. Ее взгляд ощущается благословением, проклятием и железным колом, пригвоздившим его к судьбе, которой ему вовсе не хочется.

Богиня улыбается прекрасной, жестокой, сокрушительной улыбкой.

Он пытается убеждать себя, что не чувствует никаких перемен. Твердит, что ему только чудится головокружительный, сбивающий с толку всплеск магической силы, наполнившей тело. Он еще пытается говорить, будто внезапная боль, пронзившая спину, вызвана его недавним беспокойством.

Но правда есть правда.

В этот момент раб становится королем.

Он отворачивается от богини и улетает в темноту. Позже, очутившись в деревушке, где никто не подумает его искать, он будет в ужасе смотреть на красный узор, появившийся на спине. Он отдаст все деньги немому оборванцу, чтобы тот помог ему опалить спину. Рискуя умереть, он покрывает спину рубцами от ожогов, пока они не заслонят собой печать наследника.

Он твердит себе, что никакой он не король и не наследник. Он – свободный вампир, почти век проведший в рабстве.

Но нужно понимать: попытки в чем-то себя убедить еще не делают это правдой.

Это лишь первая ночь из тысяч ночей, которую обращенный вампир, ставший королем, проведет в лживых самоубеждениях.

Пройдет еще двести лет, прежде чем он признает правду.

Орайя

Я открыла глаза.

Часть моей личности ожидала увидеть небесно-голубой потолок спальни в замке и вдохнуть знакомый запах роз и благовоний.

Но нет. Потолок, который я увидела, состоял из старых, вкривь и вкось уложенных досок. В комнате пахло лавандой и дымом очага.

Место, совершенно незнакомое и почему-то… узнаваемое. Почему – неизвестно. Запах был каким-то образом связан с моим ранним детством, почти изгладившимся из памяти.

Я повернула голову и тут же почувствовала острую боль.

Но я была жива.

Я действительно была жива.

Вспомнились обрывки сражения. Искаженное лицо Симона, нависшего надо мной. То, что он меня не убил, казалось чудом.

Я осмотрелась и обнаружила, что нахожусь в тесной комнатке и лежу на старой скрипучей кровати, накрытая домотканым одеялом. Напротив – слегка покосившаяся дверь. Рядом с дверью – небольшой стул.

А на этом скрипучем стуле, который было правильнее назвать стульчиком, едва помещался громадный Райн.

Он негромко храпел, упираясь головой в стену. Я не представляла, как он мог спать в таком положении. Руки у него были сложены на груди. Одежда – с чужого плеча, тесная. Казалось, она вот-вот лопнет по швам. В нескольких местах темнели пятна засохшей крови. На обоих предплечьях повязки.