Книга Мать смерти и рассвета, страница 188 – Карисса Бродбент

– Что между вами произошло? – через несколько дней спросил у меня Меджка.

– Не знаю! – беспомощно ответила я после долгого размышления над вопросом.

Меджка с любопытством взглянул на меня и сделал большой глоток вина.

Сперва я была в замешательстве. Наверное, произошла ошибка. Наверное, что-то не так. Может, я чем-то обидела Кадуана? Может, той ночью между нами произошло что-то оскорбительное или отталкивающее? Ночами я снова и снова проматывала события в голове в поисках подсказок. Действительно ли в его голосе звучало желание, а не гнев? Что я упустила?

Потом пришла боль.

Пока Кадуан был рядом, я не осознавала, насколько сильно полагаюсь на него. Я больше не нуждалась в нем так, как в самом начале, когда, вероятно, просто зачахла бы, если бы он не следил, чтобы я ела, спала и чтобы не бросилась с балкона. Но Кадуан мне нравился, что ухудшало положение. Я привыкла к удовольствию от общества другого и теперь скучала.

Скучала по нему.

Шли дни.

И тогда я разозлилась.

Кто он такой, чтобы так со мной поступать? По какому праву заставляет меня чувствовать себя таким образом? Я показала ему свою уязвимую сторону, даже не подозревая, что способна на такое, и он оставил меня, дрожащую в одиночестве, в саду. Он вынудил меня что-то почувствовать к нему, а затем бросил.

Бросил, как и многие другие до него. Как и все люди, в сознании которых меня запирали, как Максантариус, как Тисаана.

Эта мысль привела меня в бешенство.

Неделю спустя Меджка снова спросил:

– Я серьезно, теперь меня просто снедает любопытство – что случилось?

На сей раз я не колебалась.

– Он трус! – рявкнула я.

Брови Меджки поползли вверх.

– Хм. Похоже, ему бы следовало почаще читать любовные романы, – заметил он и сделал еще один большой глоток вина.

Трус. Вот что я говорила себе, когда по ночам жаждала внимания Кадуана. Когда тосковала по звуку его голоса. «Он трус, – внушала я себе. – Он тебе все равно не нужен. Ты не хочешь его».

Но самое ужасное: трус он или нет, я его хотела.

МАКС

Тисаана и Саммерин до сих пор не вернулись, и это мне не нравилось. Сегодня все мои нервы и так были оголены, внутри бурлила беспокойная энергия, заставляя сжимать кулаки и расхаживать взад-вперед по нашей стоянке. С Брайаном мы больше не разговаривали – ни на обратном пути из леса, ни в лагере.

А потом возникла мысль: сегодня самый подходящий день для худших событий. Ужасные предчувствия сами лезли в голову. А Саммерина и Тисааны все не было.

В конце концов я повернулся к Брайану и объявил:

– Пойду их искать.

– Ты только все усложнишь: когда они вернутся, им придется идти искать тебя.

– Мне все равно. Что-то…

«Что-то не так», – собирался сказать я, но тут появился Саммерин, с ног до головы залитый кровью.

Покачнувшись, он рухнул на колени. В одной руке он сжимал мокрый кусок пергамента с нацарапанной стратаграммой, настолько корявой, что я не представлял, как ему удалось сюда добраться.

Сердце перестало биться. Одним прыжком я оказался рядом с другом. Саммерин согнулся пополам, его рука зависла над головой, лицо исказилось от боли. Плоть на его черепе медленно двигалась, слишком медленно, чтобы рана затянулась, но хотя бы кровотечение слабело. Всегда считалось, что целителю практически невозможно вылечить себя. Тот факт, что Саммерин хотя бы приблизился к этому, говорил о настоящем мастерстве.