Книга Мать смерти и рассвета, страница 139 – Карисса Бродбент

– Мудрые слова о верности от человека, который даже не признает собственную дочь.

Брайан был отличным бойцом. Удар последовал так быстро, что не успел я опомниться, как уже лежал на земле. Я сплюнул кровь в грязь.

– Все в порядке? – раздался спереди голос Саммерина.

– Все просто замечательно, – ответил я, вытирая разбитые губы.

Брайан со вздохом протянул мне руку. Другого извинения я бы от него все равно не дождался. Точно так же происходило, когда он каждый день мутузил меня, тринадцатилетнего, на тренировках.

Я поднялся на ноги, не касаясь его руки, и Брайан закатил глаза.

– Ты ничуть не изменился, – каким был в детстве, таким и остался, – пробормотал он.

– Да и ты тоже.

– Никогда не понимал, за что ты так на меня злишься. Не знаю, что я сделал, но полагаю, ты имеешь право так ко мне относиться.

Мы зашагали через подлесок. Я засунул руки в карманы, а Брайан двинулся вперед, не оглядываясь.

– Не буду останавливать тебя, если решишь остаться. Но я отправляюсь в Бесрит. Можешь под властью эмоций совершитьнедальновидный поступок. Или можешь все обдумать, признать, что я прав, и пойти со мной. Дело твое.

* * *

Мне не нравилась мысль о Бесрите. Она казалась неправильной, сколь упорно бы Брайан, Ишка или Тисаана – особенно Тисаана – ни настаивали, что так будет лучше.

«Ты совсем меня не знаешь», – сказала она.

Она ошибалась. Мне чего-то не хватало – какой-то важной части моего прошлого, которая мешала все понять. Как заноза под ногтем: ноет, а достать не получается. Когда мы подошли к развилке дороги, я не мог думать ни о чем другом.

– Искатель тянет меня сюда. – Тисаана указала направление.

– На север, в Бесрит, ведет та дорога. – Брайан кивнул на другой путь.

Мы все посмотрели друг на друга, и в воздухе повисла невысказанная тяжесть грядущей разлуки.

Брайан сухо, натянуто попрощался и тронулся своим путем, оставив меня с остальными. Сначала я попрощался с Ишкой, что далось легко: мы не особенно нравились друг другу. Тисаана отошла в лес, повернувшись к нам спиной, как будто не хотела, чтобы на нее смотрели, пока она не готова. Поэтому я обратился к Саммерину.

Всегда спокойный, тихий, он оставался для меня загадкой во многих отношениях. Но я знал, что когда-то мы были близкими друзьями. Какой-то отпечаток этой близости все еще не давал покоя, когда я смотрел на Саммерина. Даже сейчас в глубине души мне хотелось сказать ему, что я остаюсь. Тем не менее, пока мы шли, слова Брайана непрерывно звучали в голове: «Тисаану запрут вместе с тобой. Ты сделаешь эту компанию еще более желанной целью, чем сейчас».

И эти слова теперь раздавались даже громче, чем во время пути.

– Итак, – произнес Саммерин. – Ты уходишь.

Вопреки необходимости я не мог заставить себя подтвердить это вслух. Саммерин, казалось, услышал мою внутреннюю борьбу.

– Мы дружим долгое время, – продолжал он. – Двенадцать лет. Когда мы познакомились, ты был преисполненным эгоизма капитаном, преждевременно получившим повышение, и я тебя презирал.

Саммерин произнес это так буднично. Я усмехнулся. Я хотел попросить – нет, потребовать, – чтобы он рассказал мне о тех годах. По-настоящему рассказал, в том числе и о вещах, которые, как я знал, они с Тисааной скрывают. Но стоило открыть рот, как пронзившая череп боль на корню заглушила все слова.