Книга Дочь всех миров, страница 95 – Карисса Бродбент

Я же, со своей стороны, вела себя наоборот: осторожно нащупывала грани вопросов, ответы на которые могли причинить боль, и не трогала едва зажившие, тщательно спрятанные раны. Прошлое Макса по-прежнему оставалось для меня большой загадкой. Как бы ни разбирало меня любопытство, я видела, что при намеках на эту тему он вздрагивает, хотя и пытается это скрыть. Я знала, что истинным милосердием с моей стороны будет, если я оставлю свои вопросы при себе.

Благодаря новообретенному взаимопониманию мы стали друг другу опорой. В ночи, когда я просыпалась от кошмаров и бежала от них на свежий воздух сада, у Макса всегда обнаруживалась бессонница, и он прогуливался по темным тропинкам, составляя мне молчаливуюкомпанию.

Мой аранский с каждым днем становился все лучше. Тем не менее время от времени у меня вырывался бессмысленный набор слов, нарушающий все правила человеческой речи. В конце одного особенно утомительного дня я совершила очередное преступление против грамматики, когда хотела узнать у Макса, куда он убрал чернила для стратаграмм, и спросила его: «Пропала где… черная вода?»

Макс даже бровью не повел, просто залез в ящик стола и достал чернила. Увидев полный ужаса и изумления взгляд Саммерина, он лишь пожал плечами:

– Еще немного времени, и ты тоже свободно заговоришь на языке Тисааны.

Мы обменялись гордыми взглядами и наградили друг друга победной улыбкой.

Дни текли один за другим, сливаясь воедино. Сначала они тянулись долго, но постепенно пошли на убыль. Прохлада по утрам напоминала о наступающей осени. Сад разросся, виноградные лозы переплетались, развесистые цветы жадно нависали над вымощенными дорожками.

Среди этих цветов мы тренировались одним ясным утром, всего за неделю до экзаменов. Я отпустила какую-то нелепую шутку, а Макс в ответ поморщился и покачал головой:

– Какой кошмар.

– Это ты так сейчас говоришь, – возразила я, скручивая в руках воздух. – Но что ты запоешь, когда меня не станет?

Мои слова должны были выглядеть самодовольной шуткой, но стоило им слететь с губ, как они обрушились на нас, словно стена. Удар неумолимой прямоты.

Улыбка Макса застыла и увяла. Между бровями залегла морщинка. Мы в потрясенной тишине уставились друг на друга. В воздухе между нами сгущалось что-то осязаемое и неописуемое, и вдруг мы оба поняли.

Мы выкроили в нашей жизни эти маленькие личные ниши друг для друга, но каким-то чудом, благодаря свойственному людям отрицанию неизбежного, не думали, что будет потом. Только сейчас я впервые осознала зияющую пустоту, которую мы оставим друг в друге.

По крайней мере, я точно знала, что Макс оставит ее во мне.

– Видимо, я наконец-то приведу сад в порядок, – после долгого молчания выдавил он, толкая носком протянувшуюся по тропинке лиану.

Я закрыла рот и изобразила горячий интерес к земле под ногами, отчаянно борясь со странной пустотой, внезапно образовавшейся в груди. Я так сосредоточилась на том, чего мне надо достичь, что даже не пыталась задуматься о том, что оставлю позади. Мысль о грядущей потере требовала выхода, ноя была не готова об этом говорить.

С кончика моего носа свисала капля пота, отказываясь наконец упасть.

Макс кружил вокруг меня с воинственным азартом и выкрикивал команду за командой, не сводя с меня острого взгляда. Над моими раскрытыми ладонями парили и разлетались во все стороны вода и воздух, искры и иллюзии и, конечно же, серебряные бабочки, взмывающие ввысь большими отчаянными залпами.