Книга Ночная радуга, страница 99 – Жанна Володина

Верещагин оказался прав. Я звоню ему сама.

— Что мне надо сделать? — спрашиваю я без предисловия.

— Сказать Жданову, чтобы автомобиль с Виктором Сергеевичем пропустили до ворот, — отвечает Верещагин, и я внутренним зрением просто вижу его презрительную усмешку. — Твой Игорь играет в настоящую войну. По периметру всё перекрыто. Даже ДПС стоит.

— Хорошо, — соглашаюсь я. Одного слова для Верещагина вполне достаточно. Большего он не дождется.

— Через полчаса за тобой подъедут, — Верещагин кладет трубку.

Иду к Игорю и пересказываю всё, как было, ничего не утаив и не упустив. Теперь в игре Ваня. Рисковать и скрывать что-либо просто опасно. Друг выслушивает меня с потемневшим лицом:

— Мне надо посоветоваться, — зло бросает мне он и звонит моему отцу.

Я не слушаю их разговор. Ухожу в гостиную и ложусь на черный диван, глядя в черный глянцевый потолок с огромной люстрой из черной бронзы. Нервно сглотнув, вспоминаю страшилки, которыми в детстве, в «доваречный период», как Сашка называет время дружбы без Вари, нас пугали в темноте наши мальчишки:

В одном черном-черном лесу был черный-черный дом. В этом черном-черном доме была черная-черная комната. В черной-черной комнате стоял черный-черный стол. На этом черном-черном столе стоял черный-черный гроб. Из этого черного-черного гроба выскакивала черная-черная рука: «Отдай мое сердце!!!»

Я не отдам этому черному человеку свое сердце. Даже от страха.

— У тебя в сумочке, в кармане плаща есть несколько новых симок. Вставишь, когда сможешь, — просит Игорь, с окаменевшим лицом провожая меня за ворота, где уже стоит Верещагинский Ауди.

В автомобиле только Виктор Сергеевич, который выходит из-за руля и, вежливо кивнув, молча открывает мне заднюю дверь.

— Всё будет хорошо! — подмигивает мне Игорь, и я уезжаю.

Почти час мы едем молча,потом Виктор Сергеевич говорит:

— Валерия Ильинична! Метров через пятьсот дорогу в неположенном месте будет перебегать человек. Я совершу резкий маневр. Когда машина встанет, и сработают подушки безопасности, вашу дверь откроет человек. Он будет в строгом коричневом костюме с веселым галстуком-бабочкой. Идите с ним спокойно. Он отвезет вас к отцу.

— Веселым? — единственное, что приходит мне в голову переспросить.

— Рад, что остальное вас не напрягает, — улыбается мне Виктор Сергеевич. — Проверьте, хорошо ли вы пристегнуты, и ничего не бойтесь. Я в молодости каскадером на киностудии подрабатывал.

— Можно посмотреть фильмы с вашим участием? — нервно смеясь, спрашиваю я.

— Я подготовлю для вас список, — снова улыбается он. — А теперь приготовьтесь!

— Подождите! — кричу я. — Ваня!

— С ним всё хорошо! Его никто не тронет! — последние слова Виктора Сергеевича перед аварией.

Галстук-бабочка, действительно, веселый. Он чудовищно безвкусно смотрится на фоне стильного коричневого коллекционного костюма-тройки и белоснежной рубашки.

— Почему именно такой галстук? — спрашиваю я пожилого мужчину в возрасте моего отца, когда он, аккуратно поддерживая меня за локоть, помогает выйти из попавшей в аварию машины и быстро ведет к одному из трех черных автомобилей, усаживая меня внутрь той, что стоит посередине.

— Виктор… Виктор Сергеевич сказал, что женщине в состоянии шока бесполезно говорить какие-то слова, — объясняет импозантный мужчина. — Нужна яркая деталь, которая ее отвлечет. Вот я и придумал этот галстук.