Книга Ночная радуга, страница 232 – Жанна Володина

— Не вздумай представлять меня на этой кровати с кем-нибудь! Этот дом построен для тебя, для нас!

— Я как раз нас и представила… — искренне отвечаю я, видя, как он задыхается от моих слов.

— Сегодня я буду твоей горничной, — шепчет он, приближая свои губы к моим.

— Сегодня? — моя очередь усмехаться. — Не знаю, что ты себе надумал о моей предыдущей жизни, но у меня никогда не было прислуги, в отличие от тебя.

— Да, — соглашается он, положив теплые ладони на мою голую спину. — У меня с детства была прислуга, но никто не помогал мне снимать вечерние платья. Я их просто не носил. Они мне не шли так, как идут тебе.

— Но ты, несомненно, умеешь их снимать, — вредничаю я.

— Лера! — стонет он мне в ухо. — Мне сорок лет. Не думаешь же ты, что я достался тебе… девственником?

— Не думаю, — шепчу я в ответ, касаясь губами его подбородка. — Я хочу в душ.

— Я отнесу тебя туда, — обещает он, начиная снимать с меня платье.

Теплые сильные струи воды бьют по его широким плечам, обдавая меня мелкими сладкими брызгами, которые я по-детски ловлю ртом. Я не понимаю, почему они такие сладкие, почему по вкусу напоминают детский прозрачный сироп от кашля, который я время от времени прописываю Ваньке.

Вообще всё вокруг кажется мне нереальным и происходящим не со мной. И белоснежная плитка, которой выложены стены ванной комнаты, и грифельно-черная,которой выложен пол. И большая душевая кабина, размерами рассчитанная явно не на одного человека, и сверкающий металлическим блеском овальный круг, из которого идет теплый дождь. И двое красивых молодых людей, чьи обнаженные тела отражаются на запотевшей зеркальной стене размытыми силуэтами, словно нарисованными на морозном стекле, причудливо, интимно, с любовью.

— Как ты решилась? — очередную порцию сладких сиропных брызг на моих губах слизывает его теплый язык.

— На что? — отрешенно спрашиваю я, наслаждаясь и теплом воды, и ее сладостью, и прикосновением его губ.

— На то, чтобы вернуться ко мне да еще в качестве жены, — отвечает он, обнимая меня и прижимая к себе.

— А! — вскрикиваю я по привычке. — Ты намочишь мои волосы!

— Высушим… — он легко скользит губами по моей шее, опускаясь всё ниже и ниже.

— Высушим, — вторю я ему, перестав расстраиваться, что придется ложиться постель с мокрыми волосами, чего я не делала никогда в жизни.

— Ты не ответила, — напоминает он моему мокрому плечу. — Как ты решилась?

— Не смогла без тебя, — отвечаю я. — Это официальная версия.

— А неофициальная? — его губы продолжают путешествие по моему телу, совершенно бессовестно отвлекая от своего же вопроса.

— Не хочу стать старой, страшной и в одиночестве закончить дни в доме престарелых, — капризно сообщаю я, напоминая его прощальные слова.

— Если бы я знал, что именно этого ты боишься, я бы пугал тебя этим с первой встречи, — лаково-предупредительно говорит он моему животу. — Эх! Сколько времени потеряно!

И мы перестали терять время. Вкус капель воды стремительно меняется: от сладкого к терпко-острому.

— Почему потолок черный? — спрашиваю я Никиту через несколько часов, глядя в глубокую обсидиановую темноту.

— Чтобы не белый, — просто отвечает он, целуя меня в висок. — В белом цвете есть какая-то безнадежность.

— А в черном надежда? — удивляюсь я, проводя пальцем по его сильной груди, чувствуя, как вздрагивает от моего прикосновения его большое тело.