Книга Ночная радуга, страница 164 – Жанна Володина

Сейчас, в полумраке кухни, где Верещагин включил только подсветку по периметру комнаты, сегодняшний порыв пойти к этому мужчине, выбрав его из трех, предложенных странно опасной ситуацией на подземной парковке, уже не кажется мне разумным.

— Говори! — как-то грустно улыбается он. — Отец выполнил твой каприз. Теперь моя очередь, но при одном условии: ты расскажешь мне о Сергее Владимировиче Перевалове.

— Зачем тебе? — осторожно уточняю я, так и знала, что не обойдется.

— Должен же я понимать, кто угрожал моей жене… бывшей жене и моему охраннику, — равнодушно пожимает он плечами.

— Ты про него, наверное, уже сам всё выяснил? — продолжаю осторожничать я, вот не кажется мне его равнодушие искренним и настоящим.

— Многое, — снисходительно кивает Никита. — Возраст, рост, вес, образование, служба. А мне нужно знать о его увлечении тобой.

Отхлебываю глоточек кипятка, наслаждаясь теплом, окатившим горло.

— Два последних года в школе. Четыре после, — сообщаю я абсолютную правду.

— Это срок ваших отношений? — мгновенно мрачнеет Никита, от показного равнодушия не остается и следа.

— Нет! — нервно смеюсь я, делая второй глоток, по-детски, глупо радуясь, что опять его пробила. — Это срок моей фобии.

— Ты его боишься? — подается вперед Верещагин.

— Не его, — возражаю я. — Его отношения ко мне.

— А меня и моего отношения ты не боишься? — удивляется он, лениво пробуя кофе.

— Нет! — заявляю я, раздумывая, как назвать свое отношение к нему. Не боязнь точно.

— Ну-ну… — бормочет он. — И что было дальше? После этих шести лет?

— Сергей-Филипп служил где-то далеко, потом вернулся домой. Но я его не видела долгое время, — устало рассказываю я. — Совсем недавно он объявился опять. Всё.

— У него двойное имя? — хмурится Верещагин. — Почему я об этомне знаю? В его досье этого не было.

Улыбаюсь поверх чашки.

— Это не двойное имя, — неохотно объясняю я. — Это мы с девчонками дали ему такое прозвище. У нас в зоопарке живет орангутанг Филипп. Варька и Сашка заметили, что у него такие же грустные глаза, как у Сергея. И во взгляде что-то общее.

Верещагин коротко смеется.

— Злые вы! — замечает он. — Вам на язык только попадись!

— Кстати, нет, — возражаю я, расслабляясь. — Это как раз комплимент. Глаза и у того, и у другого очень красивые.

Я даже не успеваю понять, как так быстро Никита оказывается возле меня. Развернув к себе на крутящемся барном стуле, зажимает ногами мои бедра и, отобрав чашку кипятка, ставит ее на стол.

— Что же ты не пошла на его красивые глаза? — наклонившись близко-близко, спрашивает Верещагин.

— Красота глаз — это не главное, — шепчу я, зависая под взглядом его карих глаз, светящихся какой-то внутренней решимостью.

— А что главное? — он тоже переходит на шепот.

— Потребность друг в друге, — отвечаю я напряженными губами, потому что, если я их не напрягу, то они коснутся его губ, находящихся в паре миллиметров. — Желание счастья дорогому тебе человеку. Даже если он не с тобой.

— Благотворительность какая-то… — его горячее дыхание лишает меня и смелости, и словоохотливости. — Вот твой Быстров отпустит твою-свою Варвару с пожеланием счастья даже не с ним?

— Нет, — честно отвечаю я, вспомнив недавний разговор с Варей на эту же тему.

— А тебе самой нужен мужчина, готовый тебя отпустить? — продолжает настаивать он, пугая меня глубиной настойчивого взгляда.