Книга Вернуть мужа. Стратегия и Тактика., страница 189 – Жанна Володина

В жизни каждого человека бывают минуты,

когда для него как будто бы рушится мир.

Это называется отчаянием.

Душа в этот час полна падающих звезд.

Виктор Гюго «Человек, который смеется»

В отношениях есть два греха:

рвать живые отношения и

удерживать мертвые.

Мудрость из Интернета

Вы когда-нибудь испытывали ощущение пугающего полета? Может, когда опускались на скоростном лифте или качались на качелях с большой амплитудой? И страшно, и захватывающе одновременно. Согласны?

Через полчаса я увижу маму, которую не видела с пяти лет. Я так этого хотела и так давно перестала ее ждать, что сейчас мучилась от переизбытка противоречивых эмоций. Я ее увижу. Она все объяснит. Или попытается объяснить. И я должна буду как-то это принять. Или не принять.

Мама живет в старом районе города. Когда-то это был двухэтажный дом с двенадцатью коммунальными комнатами. Теперь это капитально отремонтированный частный дом с четырьмя квартирами и ухоженным палисадником.

Долго не выхожу из такси. Не могу себя заставить. Таксист участливо спрашивает, обернувшись ко мне:

- Адрес правильный, девушка? Или мы не туда приехали?

- Правильный, - вздохнув, отвечаю я и выхожу из машины.

Павел Дмитриевич оказывается интересным мужчиной лет шестидесяти-шестидесяти пяти. Красиво седеющий брюнет с элегантной бородой и усами. Он широко распахивает дверь, словно все это время стоял и ждал за ней моего появления.

- Добрый день, Варя! Я могу вас так называть? - радушно спрашивает он, моргнув подозрительно влажными глазами.

- Здравствуйте! - выдавливаю из себя и переступаю порог.

В дверном проеме между прихожей и комнатой стоит женщина. Я смотрю на нее и сглатываю слюну, которая начинает быстро скапливаться во рту, словно я голодна, и мне показали что-то вкусное. У меня в сумочке с собой та старая фотография, которую я нашла год назад в день смерти бабы Лизы. Лето. Берег реки. Стройная блондинка в полосатом сарафане, босая, держит в руках босоножки. Подол платья мокрый. Она его выжимает, смеется и влюбленными глазами смотрит на моего отца, тоже босого и протягивающего к ней руки. Изображение чуть смазанное, словно кто-то делал снимок набегу. Мама.

Я совсем не знаю, что мне делать. Обнятьее? Вряд ли. Мама протягивает мне руку, но не для рукопожатия. Она просто ее протягивает в мою сторону и, не дождавшись ответного жеста, безвольно опускает.

Кроме тоскливых мыслей о детстве без мамы, о том, почему ее не было в моей жизни так долго, я всегда ловила себя на желании узнать, похожи ли мы. И вот сейчас я вижу свои болотно-зеленые глаза на чужом лице, не похожем на мое. И еще светлые кудри до плеч, словно я перекрасилась в блондинку. И все.

- Варя, - тихо говорит женщина (Варя, это мама! - напоминаю себе), заметно расстроившись от того, что я не протянула руки, и сглатывает так же, как я. - Спасибо, что приехала. Проходи.

В большой комнате уютно и необычно светло. Мышильда назвала бы этот стиль скандинавским. Выбор цветов для интерьера напоминает северный пейзаж: утро бледное, туманное, песок белый и холодный, небо хмурое, свинцово-серое. Но такая палитра не угнетает и не печалит. Мятный, горчичный, бежевый, пшеничный цвета с легкими вкраплениями глубокого синего.

- Как у вас красиво! - против воли вырывается у меня, когда я смотрю на серебристо-серую стену с огромной черно-белой фотографией в синей рамке. Это годовалая малышка в белом платьице, босиком стоящая на песке и поднявшая вверх, на фотографа, довольную мордашку, испачканную шоколадом, растаявшую плитку которого она держит в протянутых руках. Я никогда не видела эту фотографию. И это я.