Книга Поймать океан, страница 210 – Виктория Войцек

Она не кричит. – Асин нашла пальцем нужную строку, вынырнув из собственных мыслей и вновь окунувшись в чужие. – Поэтому, наверное, я соглашусь. Танедд Танвар сказал, что уже пробовал дарить людям вечность – и ему удавалось. Мне стало даже чуточку обидно, все-таки хотелось быть первым. Зато он сказал, я буду уникальным, настоящим живым солнцем.

Тьери Карцэ, человек-солнце. Мне нравится, как звучит.

А потом Тьери Карцэ исчез. И не знай Асин, что это Вальдекриз, подумала бы: пропал, польстившись на бессмертие. Страницы пугали белизной, поначалу Асин показалось, будто дальше ничего и нет. Но записи вновь появились, неровные, словно выцарапанные, через несколько пустых листов. Писавшая их рука явно дрожала, к тому же буквы были крупнее, а предложения – короче.

Тебя никто не брал.

Чернила слегка поплыли, а на листе виднелись следы капель, которые не смогло стереть время.

Внутри меня металл и солнце. Солнце и металл. Там нет человека.

Асин нервно сглотнула. Больше всего ей хотелось заглянуть в конец, прочитать последнюю строку и закрыть дневник – навсегда. Но глаза цеплялись за рваные, пляшущие буквы, которых с каждой страницей становилось больше. Они наползали друг на друга, меняли размер, а некоторые и вовсе смотрели не в ту сторону.

Я не могу спать.

Я не могу есть.

Мне больно.

Шрамы чешутся.

Пальцы не слушаются.

Рыжая молчит. Ей стыдно.

Она могла помешать. Просто не стала. Не стала. Не стала.

Ей было противно слышать мой голос.

Потому что мальчики не кричат.

Да?

Тошнота подкатила к горлу, и Асин поскребла шею ногтями, но ощущение никуда не делось. Во рту разливалась горечь. Спрашивать у Башни не хотелось – да и не могла она ответить человеческим языком. Только скрипом полок и дыханием ветра.

Танедд Танвар приходил каждый день. Он рассказывал о людях, погоде за окном. И приносил еду. Как же паршиво он готовит.

Я хочу кислых ягод. Хочу мамину пересоленную кашу. Лишь бы еда имела вкус. И не была похожа на песок.

Из меня достали кости и внутренности. И заменили их.

Металлом и солнцем.

Но и они болели. Представляешь, солнце может болеть.

– Что с ним сделали?! – зарычала Асин и не узнала свой голос, громом разнесшийся по Башне. – А главное – зачем? – тише добавила она.

На ладони, которыми она успела прикрыть страницу, упали первые капли. Как бы ей хотелось, чтобы это были долетевшие до распахнутых окон брызги океана – такие же соленые. Но Асин просто плакала от бессилия, то и дело вздрагивая. За всю жизнь она не ломала ничего; шрам на плече казался теперь таким пустяком – а ведь он поначалу болел при каждом движении руки.

Он иногда гладил меня. Будто это могло помочь. Будто хоть что-то могло помочь.

И повторял, что я идеальный. Что я постоянный. Я лучше каждого прошлого Жреца. Даже лучше него.

И ничто не убьет меня, пока внутри горит солнце.

Но даже его, как и любой свет, можно погасить.

Ночью я становлюсь слабым. Из тела будто вырывают то, что делает меня мной. И я смотрю на себя со стороны. Зато мне не больно. Я словно ненадолго умираю и радуюсь каждой маленькой смерти.

Танедд Танвар называет меня красивым, но я вижу лишь покрытую синяками и порезами немощь. Со слабыми руками, острыми скулами и пустыми глазами. Зато мне подарили новую рубашку, белую, почти до колен. В ней я выгляжу грязным – и каждую ночь вижу эту грязь.