Книга Поймать океан, страница 206 – Виктория Войцек

С подливкой можно есть.

Следующие записи представляли собой просто обрывки фраз – даже без дат. Вальдекриз не писал о той девочке, но Асин чувствовала: он волновался. Потому мысли отказывались складываться, выстраиваться в предложения. Палец перескакивал со строчки на строчку, упирался в острые точки, отсекающие одно предложение от другого, а перед глазами все стояла отчаянная надпись, от которой лист лишь чудом не порвался.

«Лысая дуреха».

Сегодня Танедд Танвар сказал, что свяжет меня с Домом Солнца – лишь после этого начнется мое обучение. Я думал, будто просто заперт здесь. Но мне дали свежую одежду, которая хрустела и шуршала, и позволили гулять на улице – впервые, до этого я просто шатался по коридорам и выглядывал в окна. Я ходил за Танеддом Танваром, смотрел на сад, наконец понимая значение выражения «во все глаза», которое так любила мама (птица). Пахло цветами, самыми разными, и я представлял, как их нюхала моя лысая дуреха.

Тогда я решил спросить, куда же делись девочки? Танедд Танвар ответил: «Они тяжело больны. Люди слишком недолговечны, Тьери», после чего замолчал. Я слышал лишь, как шаркают по заметенной песком дорожке его туфли.

– Они поправятся? – спросил я.

– Конечно, Тьери. Я заберу их боль. Они будут совершенными. Больше, чем просто людьми.

Прозвучало как-то пугающе. Но я обрадовался, что они поправятся.

– Они вернутся?

– Нет, Тьери. – Мне не нравится, как он постоянно называет меня по имени. Оно словно утрачивает смысл, превращается в обычное слово вроде «трава», «вода» или «картошка». – Они отправятся туда, где им будет безопаснее. В школу, – пояснил он.

И мне стало так легко и смешно – от того, как привычно это прозвучало. Они вылечатся и отправятся учиться. Будут там носить дурацкую форму и болтать с другими детьми.

Пока я заперт в Доме Солнца.

– Пускай пишут мне письма, – я сказал Танедду Танвару.

– Я передам, – ответил он и кивнул.

Надеюсь, она и правда напишет. Если, конечно, умеет писать.

Асин прищурилась и фыркнула в ладонь. А ведь она даже не догадалась отправлять Вальдекризу письма – и не нашлось рядом никого, кто мог подбросить ей эту чудесную идею. Подцепив пальцем локон и сунув в рот его пушистый кончик, Асин подумала, что, вернувшись, непременно раздобудет лист и перо – и расскажет обо всем в письме.

– И про тебя напишу! – сказала она Бесконечной Башне, ненадолго оторвав взгляд от страниц.

Никто не ответил, но внутри, в самом животе Асин разлилось тепло: видимо, Башне было приятно. А может, она попросту смутилась.

Вальдекриз писал обо всем: о своем посвящении и дальнейшем обучении; о каждой из увиденных комнат; о прихожанах и подарках, которые те оставляли на широком приземистом столе. Асин тут же взглянула на стол у полок и улыбнулась – наверняка речь шла о нем. Далеко не все удавалось понять, некоторые слова вызывали вопросы – и никто, даже общительная Бесконечная Башня, не мог на них ответить. Голова будто чесалась изнутри, а сама Асин в такие моменты сердилась – ну кто, скажите, использует так много незнакомых фраз, нагло не оставляя к ним пояснений?

Впрочем, для людей из прежнего мира – так про себя назвала то время Асин – они, должно быть, звучали обыденно. Едва ли Вальдекриз задумывался о том, как с годами изменится привычная жизнь. Асин поначалу дажерешила при встрече поинтересоваться у него, что значат некоторые слова, но вскоре поняла, насколько невежливой может показаться. Она, конечно, понимала: Бесконечная Башня буквально заставила ее влезть в чужую голову. Но «Дом вынудил меня» звучало как-то неубедительно и глупо.