Книга Поймать океан, страница 205 – Виктория Войцек

Наговорившись, она ускакала, перепрыгивая через трещины в полу.

Позже я снова увидел ее – она ухаживала за цветами в саду. А рядом с ней стояла другая девушка – повыше, постарше, с блестящей темной гривой, собранной в тугую косу. Обе совершенно точно были людьми – от них не пахло зверем, как в родном доме, – но они будто сошли с картин, настолько совершенными казались. И откуда такие взялись в наших краях?

Таннед Танвар заглядывает дважды в день. Справляется о самочувствии, кивает и уходит.

За все это время мне не написал никто.

Стать жрецом Отца-солнце – это как умереть для всех.

Асин чихнула, прикрыв рот ладонью, а затем, пощипав переносицу, вновь уставилась на текст. От слез перед глазами все плыло, и буквы липли друг к другу, срастаясь в уродливые чернильные пятна.

Она иногда заходила – та девочка. Приносила еду и чистые вещи. Иногда плюхалась ко мне на кровать и болтала. Так я узнал, что их, ее с сестрой, приютил сам Танедд Танвар, ставший им почти отцом: их оставили, как обычно делали в моей деревне с ненужными детьми. Что они следят за порядком – внутри и снаружи. Что она любит сладкое и сестра тоже, но не хочет в этом признаться.

Ее зеленые глаза стали еще больше. А под ними разрослись темные круги. Кожа напоминала бумагу. Это, наверное, какая-то болезнь. Надеюсь, она незаразная. Когда я попытался осторожно спросить об этом, она расхохоталась и ответила, что Отец-солнце любит ее. Но я так ничего и не понял.

К следующей странице была приклеена мятая записка. Буквы на ней, приземистые бочечки с наклоном влево, стояли ровно, одна за одной, будто ожидая, когда же их прочтут. Асин осторожно провела по ним пальцем – очертила заглавные, мазнула подушечками по тянущимся вверх и свисающим вниз завиткам.

«У, – так начиналось послание. – И не надоело тебе? Вокруг все цветет, а ты сидишь один, в холоде и темноте. Я нарвала тебе сирени. Она пахнет теплом. И от нее щекотно в носу. Будем дружить?»

Наверняка записку поначалу смяли, швырнули в дальний угол комнаты, которая отчего-то представлялась крохотной и сырой, а затем подняли, разгладили ладонями и убрали в самое надежное место – между страниц распахнутого сердца.

Дружбы не получилось, – ответил Вальдекриз из прошлого на так и не озвученный вопрос. – Девочки бегали по саду, будто вокруг не существовало никого, кроме них двоих, гуляли по дорожкам, говорили – только друг с другом. И ни разу не заглянули в мое окно. Я даже написал ответ: «Будем». Но разозлился и разорвал его. А потом они исчезли.

В какой-то момент я посмотрел на улицу и не увидел их. Лишь увядающую, скручивающуюся сирень, которую жрало беспощадное солнце. У сарая стояли деревянные ведра; под низенькой лавочкой, на которую наползал раскидистый круглый куст, валялась щетка. Сад опустел. По дорожкам скакали разве что птицы, которых раньше гоняла, размахивая руками, младшая сестра. Хотелось придумать ей обидное прозвище. И крикнуть громко, чтобы она услышала и разозлилась. Но мой голос кто-то забрал.

Внизу кривыми буквами было выведено: «ЛЫСАЯ ДУРЕХА!» Юный Тьери Карцэ безмолвно кричал на страницах дневника.

Я так и не узнал ее имя.

Для этого откровения ему понадобилась отдельная страница.

Танедд Танвар сам приносит мне еду.

У картошки нет вкуса. Она похожа на песок.