Книга Сломленная истинная, страница 70 – Ивина Кашмир

— Да.

— Сегодня вечером её приведут, — договорив, открываю портал.

***

— Почему она не просыпается? — голос срывается на рык, пока я держу её неподвижное тело на руках. — Она без сознания уже сутки.

— Слабая, — отзывается Тьма.

— Поставь её на ноги, — выдыхаю сквозь зубы.

— Успокойся, малыш. Я делаю всё, что могу. Не волнуйся,— её голос тихий и ласковый, но это не облегчает боли в груди.

Я шумно выдыхаю, наклоняюсь и прижимаюсь губами к губам Майи. Решение приходит само — формирую сгусток силы и выдыхаю его прямо в неё. Её тело дёргается, веки чуть дрожат. Я замираю, пока не убеждаюсь, что её дыхание стало ровнее.

— Теперь она крепко спит, — шепчет Тьма. — И проспит пару недель.

Я утыкаюсь лбом в шею Майи, делая глубокий вдох.

Следующие дни сливаются в одно длинное ожидание. Я ухаживаю за ней сам. Протираю кожу влажной тканью, контролирую её дыхание и пульс. Иногда сижу рядом, просто слушая, как она дышит.

Каждое утро приношу свежую воду, заставляю Тьму проверять её состояние. Когда ей становится хуже, подливаю свои силы, но ровно столько, чтобы не навредить.

Проходит неделя, потом вторая. Майя не открывает глаза, но её лицо постепенно перестаёт быть мертвенно-бледным, дыхание выравнивается. Я вижу эти маленькие изменения и держусь за них, как за единственную надежду.

Иногда мне кажется, что она откликнется, что её пальцы дрогнут, но это лишь игра воображения. Я сижу возле неё ночами, пока глаза не начинают слипаться, и всё равно не ухожу.

— Ты слишком привязался, малыш, — однажды прошептала Тьма. — Но я понимаю тебя. Она особенная. Созданная для тебя.

Наши дни

Майя

Меня пугает Рейнард. В его поведении есть что-то болезненно странное, почти маниакальное. Куда бы я ни пошла — всюду ощущаю на себе его тяжёлый взгляд. Даже оборачиваться не нужно, чтобы знать: он снова смотрит. Пристально, настойчиво, слишком долго. И это жутко пугает. Мне кажется, он задумал нечто нехорошее в отношении меня. С него станется...

Может, придумать какую-нибудь пакость, чтобы, как говорится, сбить с него спесь?

Нет.

Эш прав, хватит детских игр. Тем более Рейнард не в себе, а с такими связаться — себе дороже.

После нашего недавнего поцелуя, который длился... вечность, я теперь не могу смотреть на него, не краснея. Понятно, что это не поцелуй, а ритуал, но всё равно жутко неловко. Стоит только вспомнить, как его горячие ладони скользили по моей талии, как он продолжал исступлённо целовать меня, даже тогда, когда рана на руке затянулась и моё тело покинули излишки тьмы, моё лицо становилось красным, как спелый помидор.

Думаю, надо игнорировать этого сумасшедшего. И уж точно больше никаких поцелуев. Как-то же справлялась до этого «высасывателя тьмы» со своей бурлящей силой, и сейчас справлюсь.

Правда то, что с помощью поцелуев затягиваются раны, оставленные белой пыльцой, удивляло. Но этот наглец заявил, что только мы с ним может так исцеляться. Другим недоступно.

Странно, конечно...

Зарыться бы в учебники и поискать что-нибудь на эту тему, но, увы, такой блажи я себе позволить не могла.

— Эш, я знаю, в чём дело, — тихо говорю, выглядывая из-за кустов, в которых мы с моим фамильяром прячемся почти всё утро.

— В чём? — оживился друг, сидевший на плече.

— Здесь, в этом палаточном городке, нет женщин. Повара и лекари не считаются, они почти все женщины в возрасте и давно замужем.