Книга Ее бешеные звери, страница 35 – Э. П. Бали

Раздраженный, я игнорирую его, подхожу к Аурелии с другой стороны и ложусь, чтобы зажать ее между нами.

Она фыркает, как будто ей это нравится, а Лайл вздыхает, как будто ему это не нравится.

— Почему ты не на занятиях, Дикарь? — он говорит на удивление мягким голосом. Как будто не осмеливается использовать свой обычный властный тон рядом с нашей Региной, чтобы не напугать ее.

Я раздраженно фыркаю в ответ, даваяпонять, что срать я хотел на его вопросы.

— Дикарь, ты действительно должен быть в человеческом обличье, когда с ней. Ей нужно избавиться от этого бешенства.

Мой анимус протестует против того, что этот зверь указывает мне, что делать, но Аурелия важнее. И Рубен сказал, что любовь — это когда ты ставишь другого человека на первое место, отбрасывая в сторону все остальное.

Поэтому я принимаю человеческий облик, но остаюсь лежать на животе. Камень трется о мой член, и я морщусь, переворачиваясь на спину. Теперь, когда Лайл завис вверх тормашками, он выглядит не так устрашающе.

Если я закрою глаза, то смогу притвориться, что его здесь нет. Мех Аурелии приятно щекочет мою кожу, словно теплое шелковое платье, но я чувствую ее ребра под шкурой и резко сажусь, пораженный этим открытием. Я кормил ее сегодня утром, но она съела только два куриных филе.

Дерьмо. Может, этого недостаточно? Мне бы точно не хватило. Я поднимаю взгляд на Лайла, неуверенный в том, что это значит. Он уже изучает меня, глаза прищурились в подозрении. Наверняка решил, что я снова попытаюсь взорвать общежитие анимы.

Я скорее взорву его кабинет. Эта мысль все еще находится в той части моего мозга, которая отвечает за идеи.

Но мое раздражение по отношению к Лайлу перевешивается беспокойством, от которого сводит живот. Лайл, наверное, эксперт по львам, а я нет. Он, наверное, разбирается в этом.

— Она мало ест, — натянуто говорю я.

Мы оба смотрим на её прекрасное тело. Мне кажется, что она дышит слишком часто, но я не знаю, нормально ли это для львицы. Или для Костеплета.

Лайл бросает взгляд на пустые пластиковые бутылки из-под воды, которые девочки складывают в сторону. Я и не знал, что девчонки могут быть такими засранками. Не спрашивая разрешения, я встаю, подхожу к миске, из которой она пила, и наполняю водой из бутылки.

Я возвращаю полную миску и «бубкаю» пальцем Аурелию в нос.

Она выглядит недовольной, что ее отдых прервали, но делает ровно три глотка, а затем опускает голову, как будто очень устала.

Почему она все время такая уставшая?

— Я не понимаю, почему она не ест, — говорю я, отставляя миску в сторону и заглядывая ей в глаза. — Она должна есть побольше.

Я не хочу говорить это вслух. Я действительно не хочу. Но когда животные не принимают пищу иводу, это плохой, очень плохой знак.

Желудок скручивает, и мне становится жарко. Сердце начинает биться так, словно я пробежал пару километров на огромной скорости. Я никогда раньше так себя не чувствовал.

— Брат, — обращаюсь я к Косе, который, вероятно, вернулся в нашу комнату.

— Что случилось? — следует немедленный ответ.

Он моментально настораживается, и я чувствую, что Ксандер тоже подслушивает. Обычно я не говорю таким тоном, но мне приходится проглотить ком в горле.

— Кажется, Аурелия заболела.

Но мне отвечает Лайл.

— Нам нужно, чтобы она перекинулась.