Книга Все темные создания, страница 194 – Паула Гальего

Грудь сжимается лишь от одной мысли об этом.

— Нет, — отвечаю резко.

Если она говорит о Лире, то забыть боль, которую мне приносила её любовь, означало бы также забыть всё, чему она меня научила. А если речь идёт о ней самой… злость охватывает меня лишь от одной мысли об этом.

— Только одно предупреждение, — говорит нам Ламия. — Вам следует быть осторожными с вашими желаниями. Мы часто не осознаём силу своих стремлений до тех пор, пока они не сбываются.

Честно говоря, мне всё равно, что она попросит. Если я сам не прошу о чём-то великом, если я не прошу о чём-то для Эреи, то именно из-за того, что сказала Ламия. Я не готов менять важное с помощью магии, не понимая всех последствий.

Моя спутница сглатывает, и я готовлюсь услышать её желание.

В последний момент мне приходит в голову, что, возможно, она могла бы пожелать,чтобы я забыл её, забыл её секрет или то, что я к ней чувствую, и меня охватывает паника. Но то, что она произносит, оказывается совсем другим.

— Тогда мы желаем, чтобы ты обрела свой настоящий гребень.

Ламия наклоняет голову и перестаёт плакать.

Я замечаю, что на её коленях вдруг оказывается два гребня.

Новый меньше нашего, его золото темнее, а зубья выглядят старше, и всё же он прекраснее. Я не могу сказать почему.

Ламия берёт его в руки с тёплой, потрясённой улыбкой, прежде чем встать, бросить фальшивый гребень в воду и подойти к нам… нет, к ней.

Существо смотрит ей прямо в глаза, и меня охватывает беспокойство, пока я не замечаю, что в её взгляде светится лишь благодарность.

Ламия осторожно кладёт руку на её щёку и встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать её в лоб.

— Спасибо, дочь Мари.

Её глаза широко раскрываются от этих слов, но она не отвечает. Мы оба наблюдаем, как Ламия разворачивается и молча уходит обратно в пещеру.

Теперь от её присутствия остаётся лишь та призрачная атмосфера, что она оставляет после себя.

— Пойдём, — вдруг говорит она.

— Почему она так тебя назвала? — хочу я узнать.

Она идёт быстро, стараясь как можно скорее уйти отсюда. Низ её мокрой юбки прилипает к ногам, пока она пытается пробираться между камнями и папоротниками.

— Я не знаю, — отвечает она, не оборачиваясь.

— Это та сущность, которой ты являешься? Ты дочь Мари? Как Эгузки и Иларги? Как ведьмы?

Она останавливается на бегу и становится передо мной, сжимая юбку как может, и бросает на меня взгляд, который сильно отличается от тех, что бывали у Лиры.

— Я не какая-то сущность, — бормочет она обиженно. — Я человек, как и ты.

— Мари дала тебе эти способности?

— Конечно, нет, — отвечает она, как будто мои вопросы абсурдны и возмутительно невежливы. — Я уже сказала, что не знаю, почему меня так называют.

Я поднимаю брови.

— Кто ещё так тебя называет?

Ей требуется несколько секунд, чтобы осознать, что она сказала.

Она ругается — тоже не в духе Лиры.

— Тартало назвал меня так, когда я заключала договор, — наконец признаётся она. — Некоторые легенды утверждают, что ведьмы — дочери Мари. Возможно, они чувствуют магию во мне и думают, что я одна из них.

— Но ты ведь не одна из них.

Ветер звучит, как шёпот среди ветвейдеревьев.

— Нет, — качает она головой. Не похоже, что она лжёт. — Я не ведьма.

— А кто ты?

Глубокий вздох, и она снова идёт между густыми деревьями, ловко обходя шиповник, который тут и там пробивается сквозь листву, и перепрыгивая через самые большие корни.