Книга Все потерянные дочери, страница 267 – Паула Гальего

Я не упускаю из виду Одетт, и, кажется, она не упускает из виду меня. Это правда, что снаряды не достигают её, но они не достигают и никого из нас. Её магия, которую больше нельзя беречь на потом, защищает нас всех: целую роту солдат, которых нельзя ранить так, как ранили бы при других обстоятельствах.

Ева и она координируют действия, словно их магия едина. Их кони прокладывают путь сквозь хаос битвы, а Нирида и я пытаемся следовать за ними, потому что знаем, куда они направляются.

Деабру сменил курс, потому что хорошо знает расстояние от одной Дочери Мари до другой, и мы должны преследовать его, пока он принимает одну чудовищную форму за другой и упивается страхом, который, должно быть, растет в солдатах с каждой жертвой.

В этой бойне нет ничего от той медленной психологической игры, которой представители его вида пытались мучить нас в другие разы. Он просто прыгает от трупа к трупу, пока Ева первой не достает его атакой, а Одетт не преграждает ему путь.

И наши солдаты, и Львы отступают, как только видят приближение твари, и площадка немного освобождается, когда он поворачивается к ним. Я встаю, чтобы прикрыть им спину, как и Нирида, и солдаты под нашим командованием.

Я едва успеваю улавливать проблески схватки. Я вижу некоторые трансформации, которые на этот раз не придерживаются тонкого и элегантного страха, порожденного разумом, а взывают к ужасам более архаичным и первобытным, демонстрируя формы, вышедшие из кошмаров, пока он не находит ту, что, кажется, утоляет его жажду ужаса:

гребаный дракон.

Он не красив, каким мог бы быть Эренсуге. В нем есть грубость, которую невозможно игнорировать, ведь его движения — это не движения существа, прожившего в этом теле тысячелетия. Хотя он и неуклюж, он смертоносен. По меньшей мере пять метров в высоту и, возможно, более пятнадцати в длину. У него хвост, покрытый шипами, и огромная пасть с зубами, которая открывается так, словно вот-вот вывихнется,всякий раз, когда ему удается приблизиться к солдату.

Нирида сражается с той же группой воинов, что и я, когда дракон разворачивается всем телом, сверкая черной чешуей на солнце, и его хвост настигает Еву, всё еще сидящую в седле, прежде чем она успевает что-либо сделать.

— Ева! — кричит командор, и удар меча едва не попадает ей в грудь, когда она теряет концентрацию.

Я ругаюсь, освобождаюсь от солдата передо мной и перехожу к следующему. Защищаюсь от предательского удара, когда тот атакует ноги моего коня копьем в грязном выпаде, и поднимаю меч, зная, что, возможно, уже слишком поздно, когда группа солдат передо мной внезапно исчезает в красном облаке.

— Дерьмо, Одетт… — бормочу я.

Когда я оборачиваюсь, она уже поглощена очередной атакой на тварь и не видит меня, но ясно, что прямо сейчас она ведет две битвы. И мне это совсем не нравится.

Слышны громы, ужасные ревы, которые, кажется, раскалывают землю надвое. Дочери Мари, как и ведьмы, сражаются изо всех сил. Они швыряют обжигающий свет, раскалывают землю пополам и уничтожают целые роты, пока другие пытаются победить деабру.

Ева призывает бурю, молнию, которая поражает тварь, с которой они сражаются, и та издает жуткий визг, хотя и не умирает. Они не используют всю свою силу, потому что боятся остаться без неё слишком рано.