Книга Все потерянные дочери, страница 255 – Паула Гальего

— Это бывшая королева-мать всех ковенов Илуна.

Я не отвечаю. Я больше не смотрю на Еву, потому что смотрю на нее.

Она тоже остановилась, найдя меня взглядом, сидящую на камне перед Лоренцо. Теперь мне кажется абсурдным, как я могла сомневаться, когда Моргана назвала мне свое настоящее имя, как её рыжие волосы посеяли во мне тревогу. На этот раз, даже с такого расстояния, я знаю: во мне есть что-то от женщины, наблюдающей за мной, стоя на снегу.

Я знаю это без тени сомнения, знаю это центром своей груди, и поэтому так больно, когда я встаю и иду ей навстречу.

Ингрид.

Это женщина, потерявшая сына, мать своей внучки, ту малышку… Та самая женщина, которая, узнав, что я жива и хочу познакомиться с ней, отказалась меня видеть.

Она не совсем седая. В волосах всё еще есть темные пряди, блестящие, несмотря на возраст. Они убраны назад, заплетены в косу и украшены каким-то белым цветком, смягчающим её образ.

Глупо, но вид этих цветов в её волосах причиняет мне новую, иррациональную боль. Они заставляют меня спрашивать себя, почему та, кто находит время украшать себя ими, не захотела узнать внучку, выросшую в одиночестве и чувстве покинутости.

В ушах у неё серьги, два маленьких синих камня в серебре. На плечи наброшен черный плащ, едва позволяющий разглядеть фиолетовое платье под ним.

Её глаза зеленые, какими, должно быть, были глаза моего отца, какими являются мои.

— Ингрид. — Я приветствую её первой,слегка кланяюсь в знак уважения, как сделала бы перед любой другой королевой.

— Не кланяйся мне, — просит она. Голос добрый, но твердый. Я могу представить, как она отдает приказы, внушает уважение и утешает с сочувствием. — Я не заслуживаю такого почтения.

Я выпрямляюсь и проглатываю ответ, который мог бы прозвучать слишком по-детски; колкость обиженного ребенка. Я не такая. Я не это.

— Ты пришла сражаться?

Она слегка хмурится на мгновение, но кивает. — Я не пойду в бой, но хочу встретиться с Камиллой, чтобы рассказать ей всё, что мне пришлось сделать в свое время. Агата тоже была там и вспомнит, но, полагаю, любая информация будет полезна.

Я что-то замечаю и опускаю взгляд на её руки, обнаруживая, что левая дрожит. Она видит, что я смотрю, и сжимает её здоровой рукой, держа обе на уровне пояса.

— Будет, — подтверждаю я. Она молчит, и я начинаю нервничать. — Я могу тебе чем-то помочь?

Она раздумывает. — Я хотела… — Она замолкает. Открывает рот и закрывает. А затем качает головой. — Ты копия Люка.

— А мне говорили, что я больше похожа на мать.

Она улыбается с грустью, которой пропитан этот день, и которая меня злит и ранит. — Мать умеет узнавать взгляд своего сына, но это правда: сходство с Адарой поразительное. — Вдруг она подносит руку к лицу и смахивает слезу, которую я не успела заметить. Мне кажется, пальцы у неё всё еще слегка дрожат. — Они оба очень гордились бы, увидев, какой женщиной ты стала.

Горло сжимает спазм, в животе завязывается невозможный узел, глаза жжет, и я взрываюсь.

— Какое ты имеешь право говорить такое?

Какое право ты имеешь заставлять меня плакать?

Ингрид делает резкий вдох, но молчит.

— Я не буду давать тебе объяснений, потому что ничто из того, что я скажу, не сможет меня оправдать. — Прекрасно, потому что я и не хочу их слышать.

Я поворачиваюсь к ней спиной и прохожу мимо Евы, которая сначала стоит неподвижно, а потом идет за мной. Лоренцо следует её примеру.