Книга Клетка для дикой птицы, страница 125 – Брук Фаст

Я подалась навстречу прикосновению Вейла, хотя и говорила себе, что должна его оттолкнуть. — Пустяки. Царапина, — пробормотала я.

Его глаза потемнели ещё сильнее, но звук тяжёлых шагов за углом заставил его вцепиться мне в руку и затащить в ближайшую кладовку.

Внутри было почти темно, и места едва хватало для одного человека, не говоря уже о двоих.

Дверь впилась мне в спину, а между грудью Вейла и моей не осталось ни дюйма пространства. Я слишком остроосознавала своё тяжёлое дыхание. И его тоже.

Глаза медленно привыкли к полоске света, просачивающейся из-под двери, и я увидела, что Вейл пристально смотрит на меня.

Я прочистила горло, когда услышала, как шаги миновали наше укрытие и удалились по коридору.

— Я правда в порядке, — прошептала я. — Из-за крови выглядит хуже, чем есть на самом деле.

Челюсти Вейла всё ещё были сжаты, взгляд метался по каждому дюйму моего лица, пальцы осторожно ощупывали кожу, словно он боялся, что я скрыла от него другие травмы. Наконец он кивнул, выдыхая. — Эти охранники всё равно потеряют работу — и пусть скажут спасибо, если сохранят жизни.

Я замерла на мгновение; неожиданная дрожь удовольствия пронзила меня от мысли, что Вейл готов обрушить свой гнев ради меня. Я тряхнула головой, чтобы избавиться от этого ощущения.

— Я могу о себе позаботиться, Вейл, — пробормотала я.

Он усмехнулся. — Я знал это с того самого дня, как встретил тебя. Но это не значит, что ты не заслуживаешь защиты. — Его глаза не отпускали мои. — Насколько я могу судить, ты всегда была той, кто защищает окружающих — о тебе самой никогда не заботились.

— Родители заботились обо мне когда-то, — прошептала я, сама того не желая.

— Мне очень жаль, Рейвен. Слова прозвучали так мягко, что я ощутила их как ласку на коже.

— В Нижнем секторе у каждого своя печальная история.

— Это не значит, что твоя история ничего не значит. — Он заправил прядь волос мне за ухо.

— А как насчёт твоей истории? — Я выдавила слова сквозь ком в горле, прежде чем воспоминания о родителях успели меня задушить. — Каким был твой отец?

Вейл покачал головой, замолчав почти на минуту; казалось, он взвешивал, хочет ли отвечать. Он сделал глубокий вдох, челюсти сжались. В конце концов, он выдохнул.

— Я очень любил отца. — Голос Вейла звучал хрупко. — Когда я был ребёнком, он был как солнце. Ярким, счастливым и лучащимся светом. В безопасности нашего дома он рассказывал мне о доброте всех людей — о том, что единственное, что отличает нас от жителей Нижнего сектора, — это количество кредитов на счету. Что мы легко могли бы оказаться в их ситуации вместо нашей, и что нам нужно помогать друг другу.

Лицо Вейла оттаяло под влиянием этой уязвимости: лоб разгладился, а полные губы смягчились.

— Но когда я сталстарше, — продолжил Вейл, — я заметил, что он говорил эти вещи только тогда, когда мамы не было рядом. У них были совершенно разные убеждения. Всё встало на свои места, когда он признался, что был повстанцем, но мне всё ещё трудно смириться с тем фактом, что моя мать поддерживает эту систему.

— Как думаешь, твоя мать сдала бы отца стражам, если бы узнала? — Я не могла представить, каково это — скрывать такую огромную часть себя от спутника жизни.

— Думаю, сдала бы, — прошептал Вейл. — У неё так и не появилось шанса сделать это, но почему-то я всё равно не могу её простить. И всё же я поступаю так же, как отец — я слишком труслив, чтобы бросить вызов её убеждениям ей в лицо.