Книга Журналистка на королевском отборе, страница 78 – Полина Змееяд

Солнце садилось, форт погрузился во тьму, и я не ждал гостей раньше, чем землю окутает тьма. В памяти сам собой всплыл разговор с леди Даркрайс.

Она влетела в кабинет, даже не постучавшись. К счастью, в тот момент я снова убрал бутылку коньяка подальше, сопротивляясь вновь нахлынувшему искушению забыться. А может, и стоило бы немного выпить, чтобы боль от мысли о том, что эта живая, энергичная, полная смелых планов и надежды женщина скоро похоронит себя в золотом гробу дворцового этикета, тесных корсетов и лицемерных улыбок.

В моем присутствии она уже совершенно не стеснялась перьев, торчащих из вечно растрепанных волос. Опустила передо мной текст письма, которое составила для нашего почтальона, и беспардонно плюхнулась в свободное кресло. Не тратя времени на лишние слова пересказала мне свой разговор с леди Огли. Нового я узнал мало, но тот факт, что знатный род может нас поддержать в случае суда, крайне порадовал.

Впрочем, я не столько вслушивался в речь Анабель, сколько смотрел на ее горящие возмущением и надеждой глаза. В мягком, ореховом взгляде мед сменялся сталью и наоборот. Несколько раз хотелось спросить, согласилась ли она на предложение Филиппа, но снова и снова я одергивал себя. Я боялся – нет, не ее откровенности, уверен, она бы честно и спокойно мне ответила. Боялся услышать, что вскоре она станет королевой. Боялся потерять те несколько часов надежды, которые у меня еще оставались. Ведь принцу не отказывают, и как бы не была смела леди Даркрайс, она просто не смогла бы этого сделать. Филипп ведь не мог полюбить ее настолько, чтобы дать свободу выбора?

Прочел письмо, одобрительно кивнул, поймал беспокойныйвзгляд Анабель. Она наклонилась ко мне неприлично-близко, всмотрелась в глаза, скользнула взглядом выше, куда-то по волосам. Она делала так не впервые, будто в надежде что-то разглядеть, но я все никак не мог понять, что она хочет увидеть. Это ведь у нее в волосах перья, мне-то что скрывать?

«Вы ведь будете выслеживать преступника лично?» – вопрос с легкой ехидцей, за которой, как мне показалось, крылись куда более разнообразные эмоции.

«Разумеется», – кивнул я, стараясь не отдаляться, поймать этот миг иллюзорной близости, которая по сути близостью и не была.

«Прошу вас, будьте осторожны», – и, не дав мне сказать ни слова, вышла из кабинета.

Чувствовала ли она хоть отчасти то же, что и я? Впрочем, какая теперь разница?

Прежде, чем тягостная боль успела снова растечься по груди дегтем с примесью битого стекла, носа коснулся резкий запах благовоний. Ну разумеется, как же иначе?

Едва заметный аромат трав, такой мимолетный, что обычному человека и не учуять. Вряд ли наш неизвестный почтальон сам священник, но явно часто общается с ними, может даже связан клятвой, как и Калеб.

Я всмотрелся внимательнее, но прежде, чем фигура в темном плаще показалась из люка, я слышал, как неизвестный медленно, неторопливо поднимается по лестнице. Мужчина – судя по развороту плеч, довольно молодой – спокойно выпрямился и огляделся. В его уверенности чувствовалась какая-то угроза, и я затаил дыхание, наблюдая.

Почтальон огляделся, поднял массивный камень и обнаружил под ним письмо Анабель. Взял его, без колебаний сорвал печать, невидимый мне взгляд быстро побежал по коротким строкам. Я не разглядел улыбки мужчины, но он явно усмехнулся – резко выдохнул, скомкал письмо и сунул его в карман. Потом быстрым движением извлек из-под складок плаща благовония и быстро поджег с помощью модной штучки, которую работяги называли «зажигалкой».