Книга Истинная на сдачу, дракон в комплекте, страница 134 – Ника Калиновская

Она замолкла, словно сама удивившись той смелости, с которой сказала это. Её плечи чуть опустились, как у человека, сделавшего шаг в неизвестность, но готового к ответу — любому. В глазах мелькнуло смущение, почти испуг, а голос, который до этого звучал ровно, на мгновение дрогнул, выдавая больше, чем моя собеседница, возможно, хотела показать.

— Да, меня пугает сам факт, что формально я не свободна. Что где-то, на чужом столе, в какой-то бумаге я значусь не как личность, а как вещь. — Её губы дрогнули, и я видел, как Александра сдерживается, чтобы не сорваться в раздражение или боль. — Но за всё это время, что я здесь… я ни разу не почувствовала себя пленницей. Ни вы, ни Орлин… вы оба дали мне то, чего у меня не было очень давно: ощущение, что я кому-то нужна. Что я не обязанная — а принятая. Не купленная — а… своя.

Её слова повисли в воздухе, тяжёлые и тёплые одновременно, как старое, любимое одеяло, которое вдруг оказалось на плечах в самый нужный момент. И всё же внутри меня словно что-то сжалось. Отвращение, злость — на саму систему, на обстоятельства, на свою беспомощность. Я опустил взгляд, надеясь, что девушка не увидит, как сильно задело меня её «не свободна». Как мне самому хотелось вычеркнуть это из её реальности раз и навсегда.

— Спасибо, — выдавил я, и голос мой прозвучал чуть хрипло, неуверенно, будто через горло проходил не звук,а ком из сожаления и вины. — Для меня… это правда важно. Знать, что вы не чувствуете себя здесь узницей. Что вам тут… спокойно.

Моя собеседница слегка улыбнулась. Но в этой улыбке было так много — и благодарность, и та самая осторожность, с которой люди выстраивают мосты, ещё не зная, не подведёт ли почва под ногами, и… нечто тёплое, дрожащее, почти неуловимое. Может быть, надежда?

Я перевёл дыхание глубже, стараясь собраться с мыслями. Всё, что хотел сказать, путалось, мешалось с чувствами, которых я не ожидал от самого себя, — и, тем не менее, произнёс:

— Знаете… за эти дни я так привык к вашему присутствию, что уже не могу представить себе Долес без вас. Неважно — на кухне ли вы, с книгой в руках, или возитесь во дворе с этой шумной птичьей оравой… всё кажется правильным, только если вы — здесь.

Слова вырвались почти шёпотом, будто я боялся, что громче сказать будет слишком. Слишком честно. Слишком откровенно. Я не говорил о чувствах, не тянулся к её руке, не смотрел на губы, как в романах. Но в этих простых фразах было, наверное, больше, чем в любой клятве.

Александра ответила не сразу. Просто сидела напротив, чуть приоткрыв губы, будто хотела что-то сказать, но не решалась. В её глазах мелькнула тень — не испуга, нет — скорее, осторожного, почти благоговейного ожидания. А потом она слегка кивнула. Медленно, почти незаметно. И этого было достаточно. В ту минуту я осознал — она поняла всё без лишних слов и прямых признаний. Поняла — и не отвернулась.

Мы проговорили почти всю ночь. Ни один из нас, кажется, не заметил, как тени за окном начали бледнеть, уступая место первому рассветному свету. Всё началось с неуверенного вопроса, с короткой фразы, за которой потянулась история — её история. Девушка вдруг решилась и начала рассказывать о себе. Не о том, как попала сюда — об этом мы уже говорили, — а о своей прежней жизни. О том месте, где она родилась и жила… до того, как оказалась в нашем мире.