Книга Последние стражи, страница 49 – Ольга Пашнина

Магистр хмыкнул и сел рядом.

– Образование вам, Аида, не нужно. Мы учим, как жить в нашем несовершенном мире. Как запечатать в себе магию, чтобы не убивать остатки жизни в Мортруме. Как взвесить душу, чтобы понять, отправить ее в Аид или в Элизиум. Как отбивать атаки темных душ, не позволяя себя коснуться. Вы же действуете вне правил. Ваша сила не уничтожила жизнь, а создала. Вы подвергли сомнению справедливость судей – и победили. Вы отправились в Аид и вернулись. Вы единственная иная, побывавшая в моем мире.

– За исключением убийцы.

– Незначительный нюанс, да не услышат меня сородичи. Но я хочу сказать то, что учить вас мне нечему. Мы веками жили в хрупком равновесии и следовали законам, которые удерживали наш мир от падения в пропасть.

– А теперь он туда со свистом летит.

– И законы перестали работать. Только вы можете установить новые. И, кажется, вы сами себя ограничиваете. Как думаете, почему у вас не получается?

Я пожала плечами и снова посмотрела на темные воды.

– Потому что боюсь? Если что-то пойдет не так, я опять нырну в Стикс. Возможно, с летальным исходом.

– Тогда вы бы не пришли. Смерть вас перестала пугать очень давно. Что-то еще?

– Усталость? Может, сил не хватает, потому что я ужасно вымотана?

– Если вы так считаете, то разумеется.

По голосу Тордека было ясно, что он избрал тактику «соглашаться с буйно помешанной» и на самом деле не верит ни в какие страхи и усталость. Он знает ответ и ждет, когда догадаюсь я. Итак,будем мыслить, как Прайор Тордек.

Есть ученица, которую нечему учить, потому что запреты она воспринимает как ячейки адвент-календаря развлечений. У нее не получается использовать магию для того, что делал ее бывший наставник по приказу ее отца.

Может, дело в Вельзевуле? И для некоторых вещей все еще нужна его воля?

Нет, он едва жив. Если жив. И совершенно слаб. Вряд ли его мнение хоть на что-то влияет.

Или все же влияет?

– Почти всегда, когда я использовала силу, я делала это из чувства противоречия. Мортрум сопротивлялся, а я хотела его продавить. Сопротивлялась правилам, чужим приказам, которые казались мне неправильными. А сейчас никто ничего мне не запрещает. Хочешь кататься – катайся, никто и слова не скажет. Может, мне для использования магии нужна борьба? Вредность как двигатель прогресса? Обидно.

– Лед тоже был вашим противоречием. Никому в Мортруме не разрешалось кататься на коньках по Стиксу. Только вам.

– Только мне, – вздохнула я. – Вот в этом и проблема. Лед был проявлением заботы. Одним из немногих в Мортруме. Со времен смерти отца это было первое проявление любви, которое я испытала. Замерзшая река была символом того, что на меня кому-то не плевать. Но один просто исполнял приказы, а второй…

– Вельзевул жестоко с вами поступил. Чувствовать боль – это нормально.

– Не уверена. Мои моральные ориентиры были выстроены серийным убийцей и безумцем.

– А в моих вообще не существует детей и родителей. Балеопалы рождаются от Источницы. Мы совсем иначе понимаем семью. Но мы же не на заседании суда. Какая разница, справедливы ли были Вельзевул и Самаэль, если вам было больно?

– И что делать?

– То же, что вы делаете всегда. Жить. Стоять на своем. Защищать тех, кто дорог. Рано или поздно боль утихнет. Эмоции очень важны для магии, Аида. Если вы всем сердцем хотите открыть прореху в Пределе, чтобы спасти любимого человека, – вы сделаете это без труда. Но если вы хотите заморозить Стикс, чтобы сбежать от себя – ничего не получится. Вам грустно, потому что вы узнали, что вас не любили старший брат и отец, а вы на их любовь, видимо, все же рассчитывали.