Онлайн книга «Золотая свирель. Том 2»
|
Ведь достаточно просто позвать. Просто позвать – и он услышит. Эрайн точно услышит. Он, кстати, всегда находился, когда я его искала. Эрайн, Эрайн, Эрайн. Иди на голос, Эрайн. Для тебя тут полно работы. Иди, хороший, на северо-восток, вдоль дороги, вечером мы будем тебя ждать. Посадим тебя в клетку, Эрайн. И попробуй только отказаться! Смущала меня эта клетка. Кто, скажите, полезет туда добровольно? Кто, попав за решетку, не станет рваться наружу? Фолари… фолари, пытавшийся вырваться любой ценой, а моя жизнь – тьфу по сравнению с сотнями лет заточения. Если бы не Ската, не осталось бы от Лесты Омелы мокрого места. Забавно – фолари сам вырыл себе яму, когда сказал, что игрушечная лодочка похожа на найльские лодки для мертвецов. Зачем он это сказал, для убедительности, что ли? Я ведь и так приняла его за найла. Перестарался себе на беду. Одной фразой он посвятил игрушку Полночи, одной фразой открыл ворота в бездну. Он и представить не мог, что поту сторону сторожит моя когтистая фюльгья и что она выскочит моментально, защищая своего двойника. Защищая – ибо я нужна ей не меньше, чем она мне. Так сказал Амаргин. Я нужна ей не меньше. Зачем же я ей нужна? Как я могу здесь, в серединном мире, пригодиться полуночной твари? – Пепел, ты слышал что-нибудь про фюльгьи? – Конечно, прекрасная госпожа. – Певец одарил меня щербатой улыбкой. – Но северные барды знают о них больше. Инги с полуночных берегов называют их «фильги», а в Ирее, я слышал, их именуют «фетчами». – А альды и андаланцы что-нибудь про них знают? – Считают или враками, или нечистой силой по большей части. Церковь не любит разбираться в этих сложностях и слишком многое приписывает дьявольским козням. – Ты, выходит, не разделяешь ее мнения, да, Пепел? – У меня свое мнение, прекрасная госпожа. В некоторых деталях отличное от общепринятого. – Потому-то ты со мной и связался. – Я достала из рукава полотняный лоскут и принялась вытирать Пеплу лоб. Жар спадал, бродяга наш покрылся испариной, в душноватом фургоне крепко пахло потом. – Ты ничего мне не рассказываешь о себе. Но хоть что-то я могу узнать? Откуда ты родом? У тебя есть семья? – Я с берегов одной маленькой живописной речки, прекрасная госпожа, но речушку мою родную на карте не рисуют. Нас было трое братьев, старший погиб на войне, средний и поныне здравствует, а я, получается, младший и самый из них непутевый. Лицо у певца было желтое в процеженном сквозь выцветший тик свете, и по нему пробегали тени. Что за тени – птицы в вышине, ветви над дорогой? Пепел смотрел в потолок. – Жизнь свою я сравнил бы со спокойной рекой. С речушкой, я бы даже сказал, с той самой, на берегу которой родился. Конца и начала не видно, от одного берега до другого рукой подать. Текла моя река, текла, что-то во мне потихоньку копилось, изменялось, принимало другие ручьи и течения, и вот однажды я вышел из берегов. И начал прокладывать новое русло. Это оказалось сложнее, чем я вначале думал, но оно того стоило, госпожа. Торить новый путь – дело не на один день и не на один год. Столько препятствий! Какие опрокинешь, какие обойдешь, какие остановят – но только на время. С тех пор как я покинул дом, я многое узнал. О мире, о себе. О людях. – И что же тебя повлекло странствовать? Музыка? |