Книга Золотая свирель. Том 2, страница 105 – Ярослава Кузнецова

На лестнице дуло, как в трубе, приживалы гроздьями болтались под потолком. Два витка вниз. По площадке туда-сюда бродил стражник, беззвучно насвистывая себе под нос, а тень его, ломая руки, истерично шарахалась из угла в угол. Я остановилась на виду; тень меня заметила, а ее хозяин – нет. Он пару раз скользнул по мне безразличным взглядом, как по пустомуместу. Я и была для него пустым местом.

Ай да Ама Райна! Безумие безумием, а колдовать может! Значит, у меня теперь есть плащ-невидимка? Здорово!

Я потихоньку спускалась вниз. Хорошо бы выйти из замка сейчас, ночью, покуда в коридорах мало людей, и никто ненароком на меня не наткнется.

Амаргин как-то, в минуту хорошего настроения, рассказывал о свойствах слепого пятна и даже обещал научить меня входить в него, но так и не собрался. Когда ты под пятном, говорил он, главное – не привлекать к себе внимания. Ты не исчезаешь, тебя просто не видят. Но если ты будешь громко топать, сопеть и ронять предметы, то никакое пятно тебя не прикроет. Так же нельзя у всех на глазах открывать двери, двигать вещи, на которые смотрят, и брать к себе в пятно другое одушевленное существо. Вернее, брать можно, но это особая хитрая наука, которой тоже надо учиться. Кстати, Амаргин ничего не говорил о том, что слепое пятно можно наложить как заклятие на какой-нибудь предмет.

Внизу, у кухонь, удача улыбнулась мне еще раз. Двери во двор были раскрыты, кухонные работники перетаскивали в кладовые только что привезенные продукты. Печи уже растопили; сонные повара, покрикивая на поварят, сыпали муку, разбивали яйца, лили масло и патоку в выстоявшуюся опару.

Я дождалась, пока фургон опустеет, и осторожненько, чтобы никто не заметил, залезла внутрь, на прикрытую рогожей солому. Волшебный плащ неплохо грел. Я свернулась калачиком и закрыла глаза. Меня вывезут из замка, а если совсем повезет – то и из города.

* * *

Сумерки

Неужели светает? Меж стволов разгоралось пепельно-розовое сияние и слышался гул – наверно, там, под скалами, гудело море. Еще шаг – изменился воздух, сделался парным, как кровь, и подвижным, как дыхание, такой бывает только летом, когда ветер приносит дневное тепло с разогретых скал. Зашумела листва – посыпалась вниз, закружилась, запутала зрение – золотая, бронзовая и лиловая в сумеречном свете. Я слышала звон, когда листья сталкивались в полете, и свистящий шелест, когда теплый воздух поднимал их вверх, от земли. Откуда тут еще яблоневый цвет? Будто стая белых бабочек дохнула в лицо – я зажмурилась. Воздух пел, пиликал и смеялся, разом грянуло – шепот, разговоры, шуршание одежд, шорох быстрых ног, переборы струн, догоняющих смешливую мелодию.

Мы входили в огромный, заросшийколоннами зал. Наверху сплетались ветви, в них что-то шмыгало, а выше крон куполом сходился туман. Деревья и колонны стояли вперемешку, мрамор пускал корни, живая кора сверкала драгоценной мозаикой. Повсюду созвездиями горели лампы. Серые плиты пола замело розовыми лепестками, лепестки летели впереди нас, подол моего платья гнал по камням легкую пургу. Впереди, в светлых проемах, что-то двигалось. Я оглянулась на Ириса – он невидяще смотрел перед собой и вздрогнул, почуяв мой взгляд. После того как мы сошли с моста, он не сказал ни слова.

– Эй, Босоножка, не кувырнись! Че не здоровкаешься?