Книга Теория гибрида, страница 136 – Пенн Кэссиди

— Я должен был быть рядом с ней. — Его руки были плотно прижаты к бокам. — Я должен был быть там и остановить своегоотца.

— Боюсь, это вышло из-под твоего контроля, — сказал я. Убрав монету в карман, сел, наклонившись вперед. — Она справилась с этим самостоятельно, к чему ей придется привыкнуть. Ты еще не знаешь, каким существом она стала. Она жестокая и полна гнева. Когда-нибудь эта женщина разорвет мир на части.

— Тогда какова твоя роль во всем этом? — Спросил Шон. — Почему ты и остальные так одержимы тем, чтобы вернуть меня? — Он изучал меня, нахмурившись, как будто не мог понять.

Я встретил его взгляд без малейшего колебания.

— Потому что я влюблен в твою сестру. — Слова прозвучали резко, уверенно и твердо. Я чувствовал правду о них глубоко в своих костях, и мне не было стыдно показать это. Глаза Шона на секунду расширились, прежде чем он сменил выражение лица. — Я бы сделал что угодно для этой женщины. Убить человека — убить любого, кто причинит ей боль. Я бы сделал это с улыбкой на своем чертовом лице.

— А остальные? — скептически спросил он.

— У них свои причины. Хотя я уверен, что ты скоро обнаружишь, что твоя сестра имеет определенное… влияние на нас, которое даже не буду пытаться тебе объяснять. Просто смирись с тем фактом, что каждый из нас с радостью умрет за неё.

Он мрачно рассмеялся.

— Может, не тот белобрысый ублюдок с татуировками. Слышал бы ты, что он несет о Сиренити, когда думает, что я не в себе. Вечно жалуется на ее отношение, ворчит по поводу беспорядка, который она устроила… Мне не нравится этот ублюдок. Когда ты говоришь мы, ты не можешь иметь в виду его.

— Может быть, особенно он, — возразил я с веселым смешком. Шон бросил на меня сомнительный взгляд, поэтому я сказал: — Фауст — задница, но его бы здесь не было, если бы ему было все равно. Поверь мне.

Я не мог винить Шона. Любой, кто впервые встретил Фауста, предположил бы то же самое. Там был список длиной примерно в милю тех, кто с радостью заплатил бы за то, чтобы набить ему морду. Иногда я даже попадал в этот список, но с Фаустом было сложно. Его прошлое было тяжелым, и хотя это не оправдывало его поведения, я все равно понимал его. Его ненависть к людям была чем-то, что гноилось в нем долгое время, и требовалось нечто большее, чем просто хорошенькое личико, чтобы изменить это.

— Тебе лучше быть с ней поласковее, — сказал Шон низким и надтреснутым голосом, как будтоу него болело горло, когда он говорил. — Моя сестра заслуживает всего гребаного мира, и тебе лучше преподнести это ей на гребаном блюдечке с голубой каемочкой.

— С удовольствием, — сказал я с усмешкой. — Я…

Я так и не успел закончить то, что собирался сказать, потому что глубокое рокочущее рычание эхом прокатилось по деревьям, заставив волосы у меня на руке встать дыбом. Шон тоже был на ногах, мышцы напряжены, сердце бешено колотится.

— Что, черт возьми, это было? — прошипел он.

Я уже направился к двери, оставив Шона позади. Кристоф выскочил из входной двери, и я последовал за ним в ночь, направляясь к дому стаи. Двери каждой хижины распахнулись, и оборотни высыпали десятками. Некоторые меняли облик на бегу, а другие носили маски беспокойства и ужаса, когда очередной рык потряс деревья. Несколько волков начали выть.

Я едва добрался до передней части дома, когда огромный черный волк вломился в парадную дверь дома стаи — прямо сквозь дерево, как будто оно было сделано из глины. Его глаза были ярко-желтыми, а зубы оскалены, когда он снова зарычал. Несколько оборотней попытались приблизиться к нему, но он вцепился им в глотки, врезался в них и повалил на землю. Это был Август, и он совсем одичал.