Книга Карнавал костей, страница 90 – Пенн Кэссиди

Что-то похожее на волнение скрутило мой желудок, когда я представил ее там, сидящую перед зеркалом, неспособную оторваться от изображения собственного безжизненного тела,плавающего в луже крови.

Время здесь текло не так, как в мире живых. То, что на Перекрестке занимало дни, там было всего лишь часами. Мория отказалась покидать «Дом веселья», отказалась отойти от зеркала, и это означало, что в то время переход был приостановлен, и души становились все более взволнованными.

Перекресток работал как машина. Души приходили, а мы выводили их. Я был всего лишь одним из трех билетеров, которые проводили их, но из-за того, что Мория приклеилась к этому зеркалу, машина резко остановилась.

И все же мне не нравилась идея насильно увезти ее. Даже сейчас образ ее затравленных, разных глаз вспыхивал в моей голове, как самая печальная картина.

— Возможно, мы давили на нее слишком сильно, слишком быстро, — размышлял я. Я не в первый раз поднимал эту тему.

— Или, может быть, недостаточно быстро, — проворчал Тео, допивая свой напиток. Стакан громко звякнул о стол рядом с ним. — Она, как никто другой, должна понимать сложности Перекрестка. Если мы будем относиться к ней по-другому, мы только усложним для нее переход.

— Время перехода? — Спросил я, приподняв бровь. — Ты думаешь, она решит остаться? Это смелое предположение, даже для тебя.

Мы точно знали, почему Мория оказалась на распутье, с того самого момента, как она забрела туда, вся в крови и растерянная, как олененок, заблудившийся в лесу. Именно Теодор позвал ее сюда в тот момент, когда ее душа начала отделяться от смертного тела… Только мы не ожидали, что она будет так крепко цепляться за жизнь.

Время от времени мы сталкивались с душой, которая выбирала борьбу. Они существовали в небольшом промежутке времени между жизнью и смертью и были вынуждены сделать выбор. Для некоторых выбор был прост — они хотели жить. Для других, как и для многих обитателей карнавала, выбор был выходом из положения.

Я сам выбрал менее проторенный путь и до сих пор не решил, жалею я об этом или нет. Будучи до своей смерти практикующим оккультизм, я был исключительно настроен на мир духов и тьмы. Это было одной из причин, по которой я так высоко ценился в Перекрестке, и причиной, по которой Теодор так доверял мне. Наша дружба всегда была неуверенной, и я почувствовал, как напряжение усилилось в тот момент, когда Мория Лаво встала между нами.

— Она согласится, — сказал Тео с уверенностью,которой я не чувствовал. Я встретился с ним взглядом сквозь струйку сигарного дыма. Глаза все еще были черными, а не его обычным сияющим серебром, что говорило о том, что он был взволнован. — Там для нее ничего нет.

Там, позади…

Вернуться в ту адскую дыру, которую она называла жизнью. Вернуться к этому мужчине, кретину, который прикасался к ней снова и снова. Он проткнул ее кухонным ножом, чертов трус. Моя рука сжалась в кулак, превращая сигару вместе с пеплом в ничто.

— Ты хочешь, чтобы она осталась здесь, — сказал я. Это был не вопрос.

Теодор моргнул, глядя на меня, его лицо было каменным — бесстрастным и тревожным. Однако он не мог лгать мне, и он знал это. Я был, пожалуй, единственным здесь, кто когда-либо осмеливался вызвать его на дуэль. Часть меня думала, что ему понравился этот отпор.