Книга Госпожа графиня, страница 49 – Лилия Орланд

Но он смог.

Я ожидала привычного уже вкуса слегка недоваренной и недосоленной фасоли и жёсткого мяса, а получила вкуснейшее блюдо, где всё было в меру солёным, в меру разваренным и при этом наваристым. Кажется, Морейн не только доварил продукты, но и пережарил на топлёном масле, а после ещё протушил. Так, что вкус и аромат смешались в потрясающей пропорции.

Я ела ложку за ложкой и остановилась только тогда, когда моя миска опустела. Посмотрела в неё растерянно и перевела взгляд на Морейна.

И он снова всё испортил!

Этот мерзавец смотрел на меня с таким самодовольством, что я почувствовала острую необходимость сказать ему какую-нибудь гадость.

Но надумала только спросить:

— Где ты взял продукты? — кивнула на лепёшки.

— В ларе на крыльце, — он пожал плечами.

Ну конечно, а где ещё можно было их достать? Я почувствовала себя глупо. От этого ещё больше захотелось сказать ему что-нибудь едкое. Как назло, в голову ничего не приходило.

Я молча взяла лепёшку, отломила кусочек и сунула его в рот.

Боги! Лучше бы я этого не делала. Потому что это тоже было слишком вкусно, чтобы в этом признаваться. Может, Морейн готовил и не как заморский повар Гилберта, но этот завтрак показался мне верхом кулинарного искусства.

Теперь я понимала, почему он назвал вчерашнюю еду «ужасной стряпнёй». Хотя всё равно было очень обидно.

Я прожевала лепёшку, старательно изображая равнодушие. А потом нарочито спокойно поинтересовалась:

— А попить у нас что-нибудь есть?

Морейн вскинулся, бросив быстрый взгляд на плиту. Чугунок, в котором я обычно готовила отвар, стоял в стороне. Кажется, наш всёумейка о нём забыл.

Я с трудом подавила торжествующую ухмылку, заменив её на скорбное выражение лица. С печальным вздохом отложила лепёшку в сторону, хотя мне безумно хотелось её доесть.

И потребовала:

— Снимай валенки!

Морейн послушно стянул их, не сводя с меня недоумевающего взгляда. Я оделась, вышла на крыльцо и только там торжествующе улыбнулась. Кажется, жизнь и вправду начала налаживаться.

А затем потянулась к сосновым веткам, чтобы нарвать немного хвои для отвара.

После завтрака, больше похожего на обед, я потребовала показать мне рану. Морейн сопротивлялся, пытался выдумывать причины вроде немытой ещё посуды, но всё же сдался.

Да и куда ему бежать?

Я приготовила самогон, выстиранный лоскут от сорочки и усадила мужчину у окошка. Раз уж он приготовил целый завтрак, значит, больше не умирает. Может и посидеть.

— Держи, — я подняла его рубаху и сунула край в ладонь.

Морейн послушно прижал её к груди и вздохнул. А потом как-то неуверенно спросил:

— Может, не надо? Там всё в порядке. Я чувствую.

— Что значит, в порядке? — я удивлённо посмотрела на него. — Такая рана не может зажить за два дня.

— Ну… — протянул он, отводя взгляд в сторону. А потом выдал: — Просто не хочу тебя беспокоить.

— Ты меня беспокоишь своим упрямством, — отрезала я.

И Морейн затих, позволив мне размотать лоскут и уставиться на… тонкий розовый шрам поперёк рёбер.

— Что это значит? — я отбросила ленту, будто это была змея, и отскочила от мужчины, глядя на него во все глаза. — Что это такое?

Я пятилась от него, пока не уперлась спиной в печь. Коснулась её бока ладонями в поисках опоры. И всё равно чувствовала растерянность, потому что объяснить подобное не могла.