Книга Забытые боги: Пепельное солнце, страница 218 – Ан Тала

– Какой ещё«мятежный дух»? – с недовольством вопросила Сюльри. – И чего это Матушка должна была меня бить? Таких трудяг, как я, в целом мире не сыщешь, вот Матушка ко мне и относилась, как к сокровищу. Вач всегда говорил, что для Матушки я слишком дорого обхожусь, цены мне нет! А Вач никогда врать не станет, для этого он глуповат и староват.

Жрец, едва это короткое имя сорвалось с губ девушки, неожиданно замер и с подозрением оглядел Сюльри, будто видел её впервые.

– Откуда тебе знакомо это имя? – быстро вопросил Тайсвен, не спуская лиловых глаз с девушки.

– Как это откуда? – изумилась Сюльри, взмахнув руками. – Вач мне как дед. Он приезжает в Дом столько, сколько я себя помню и всегда относится ко мне с теплотой и заботой, даже подарки иногда привозит, где только деньги на них берет, ума не приложу! Кроме Вача никто так никогда ко мне не относился, ну и Матушки, конечно, вот я и привязалась к нему. А он, старый дуралей, в последние годы все реже приезжать стал. Я его ругаю за это, а он только и знает, что улыбаться и молчать. Сладу с ним нет, словно ребенок маленький!

Тайсвен нахмурился и несколько резковато спросил:

– Ты называешь Вача, одного из верных псов Ом Теи, старым дуралеем? Поразительная наглость!

Сюльри, заслышав столь несвойственную жрецу интонацию, насупилась и поспешно пошла в наступление:

– А что здесь такого, если так оно и есть? И я понятия не имею, кто такая эта ваша Ом Тея! А Вач волен служить, кому надобно, не его в том вина: у каждого из нас есть господин, так как какая разница, какой именно, если мы все равно их не выбираем. Вы то сами выбирали, кому прислуживать?

Сюльри впилась глазами в Тайсвена, а тот, стянув с лица настороженную маску, легко и непринужденно рассмеялся, его смех раскатом грома пробежал по кабинету. На лице Байзена и мускул не дрогнул, он всё также крепко держал за талию Сюльри, а вот она от неожиданно резкой перемены настроения жреца изумленно выпучила и без того большие глаза.

– Выбирал ли я? – вопросил с улыбкой Тайсвен, отсмеявшись. – Да, несомненно. Каждый мой шаг, каждое решение, принятое, пока я был жив – все они зависели лишь от меня. Я сам построил свою судьбу, сам предопределил свой конец. Запомни, красавица, никто в этом мире не свободен так, как подобные мне, и никтоне становится столь послушными рабами, как те, кто идёт со мной по одному пути. Многие выбирают плохую дорогу по незнанию, глупости или наивности, кого-то силой утягивает в пучину, но страшен тот, кто осознанно ступает в трясину, желая потонуть в ней безвозвратно. Такие отчаянно борются за то, чтобы умереть, как можно более жестоким способом, испепелить себя без остатка ради великой цели. Но, как часто бывало так, что эта возвышенная цель на деле оказывалась лишь пеплом. Глупец, погибший за золу, невольник после смерти – вот удел таких, как я, таких, как Вач.

Тайсвен, закончив говорить, молча двинулся к столу, шелковая ряса беззвучно колыхалась от движения, вторя бесшумным шагам, отчего жрец в полумраке кабинета казался тенью, которая случайно оторвалась от родственной мглы и отправилась в свободное плавание.

Сюльри на слова жреца ничего не ответила, так как по большей части ничего не поняла, но она с любопытством следила за тем, как Тайсвен достает из объемного широкого рукава небольшой белый мешочек и трепетно кладет его на стол, предварительно расчистив поверхность от многочисленных склянок и пучков ароматных трав.