Книга Хозяйка маленького счастья, или Любимая для охотника, страница 112 – Кира Рамис

Виктор пока не женился, но сердце его уже не было свободным. Оно тихо и упорно стремилось к Серафиме, дочери старосты. Девушка высокая, статная, с тихим, как лесной ручей, голосом и ясным, прямым взглядом. Она была на полголовы выше Виктора, но его это лишь забавляло.

«Зато, — шутил он с сестрой, — в толпе всегда увижу».

Старший брат часто говорил о ней Марине, и та, улыбаясь своей теперь уже постоянной, мягкой улыбкой, подначивала:

«Не зевай, братец. Такая красавица не камень в поле. Уведут».

Виктор качал головой, и в глазах его светилась твёрдая решимость.

«Как лавка по-настоящему на ноги встанет, сразу к отцу её пойду. Своим домом, своим делом приду».

Страх отказа старосты грыз его, но всякий раз, когда Серафима, принимая от него маленький гостинец — то шёлковый платочек, то книжку со стихами, — заливаясь румянцем, опускала длинные ресницы, сердце его обретало крылья. Он верил в её тихое «да».

Первой, кто встал за прилавок «Сладких грёз», оказалась, конечно, Тамара. Её дородная, уверенная фигура и радушный, хлёсткий говорок как нельзя лучше подходили для торговли. Марина целый месяц ездила в город, передавая ей кулинарные секреты, доводя каждое движение до автоматизма. А когда увидела, что Тамара не просто справляется, а начинает импровизировать, с лёгким сердцем отступила в тень. Её место было здесь, в доме, в лесу, рядом с Егором и детьми.

Заказы прибывали, словно листопад. Лавка гудела, как улей. И вот, спустя два месяца, когда за окном уже кружила первая позёмка и с крыш свисали хрустальные сосульки, Виктор отложил в сторону счёты, надел лучшую рубаху и, сжав в потной ладони маленькую бархатную коробочку с серьгами из речного жемчуга, отправился к старосте.

Гулянье вышло на славу! Столы ломились от угощений, а румяная, сияющая Серафима, опустив глаза, кивнула отцу на вопрос, согласна ли она. Виктор, смущённый и невероятно счастливый, весь вечер ловил себя на мысли, что это сон. Свадьбу, по старинному обычаю, отложили на зиму, «чтобы молодая семья под снежным покровом, как под пуховым одеялом, крепчала».

Виктор преобразился. Он смеялся громко, от души, достроил к дому светлую комнату, завёл не только куриц, но и пару коз, от чьего молока Серафима научилась делать нежный сыр. Закрома в амбаре ломились от картошки, моркови, свёклы. Зерно, частью продав, частью оставив на семена, позволило с лихвой заплатить все подати и ещё остаться с хорошим запасом.

Егор с Мариной, наблюдая за Сеней, который сноровисто щёлкал задачки по арифметике, которые ему подкидывала старшая сестра, решили: пора. Осенью мальчика отдали в городскую школу. Знания, твёрдо заявил Егор, та же броня, только для ума. Алю Марина учила сама, по вечерам, при свете лампы. И девочка, с её цепкой памятью и жаждой знать, не отставала от брата. Через месяц она уже читала по слогам, водя пальчиком по строчкам «Букваря».

А одним тихим, солнечным утром, Марина проснулась с лёгкой, странной тошнотой. Она сидела за столом, вяло ковыряя ложкой в тарелке с овсянкой, и мысленно вела подсчёты. Цифры складывались в ясную, неумолимую, дивную картину.

— Марина, ты заболела? — Егор, сидевший напротив, отложил нож. Его взгляд, всегда такой внимательный к ней, стал настороженным.

— Почти, — прошептала она, и по её щекам разлился тёплый, стыдливый румянец. Она встретилась с ним глазами и улыбнулась той самой, сокровенной улыбкой, что бывает только у женщин, хранящих великую тайну. — Вот только думаю… какого цвета кроватку купить? Голубого или зелёного?