Книга И оживут слова, страница 244 – Наталья Способина

Я посмотрела на хванца. Тот толкнул калитку, даже не взглянув на меня. Обернувшись на стайку девушек, оживленно обсуждавших отъезд дружины княжича, я перехватила пару неприязненных взглядов и с облегчением скользнула в оставленную приоткрытой калитку. Потрепав поднявшегося мне навстречу Серого по холке, я направилась к Альгидрасу. Тот снова пил воду у колодца, и я даже всерьез забеспокоилась, не болен ли он. Однако не успела я об этом спросить, как Альгидрас поставил кружку на выступ у колодца, круто развернулся и быстро зашагал к сараям. Я уже знала, что где-то там, как он всегда говорил, «за домом», он умудрялся спрятаться так, что и с собаками не разыщешь, поэтому бросилась следом за ним почти бегом.

– Подожди! – воскликнула я, когда он уже почти добрался до угла сарая. Я была уверена, что он не послушается, однако юноша замер, не оборачиваясь, и дождался моего приближения.

Я подошла, не отрывая взгляда от его напряженных плеч, и в нерешительности замерла, вдруг сообразив, что понятия не имею, с чего начать разговор. У меня, как всегда, был миллион вопросов. Но каждый раз, когда мы начинали общаться нормально, обязательно что-то случалось и все катилось в тартарары. Вот как сейчас.

Альгидрас не оборачивался, проявляя завидное упорство. Я вздохнула и решительно потянула его за рукав. Мокрая ткань была холодной. Он упорно делал вид, что не замечает моих действий. Тогда я выпустила рукав и, перехватив его запястье, потянула сильнее. Я прекрасно понимала, насколько обманчива его внешняя хрупкость и что, если он не захочет, я в жизни с ним не справлюсь. Однако он крутанулся на пятках, позволив развернуть себя. Он хмурился, глядя в землю. Я посмотрела на его лицо и почувствовала, что моя решимость испаряется с катастрофической скоростью.

– Слушай, – начала я и для верности дернула его за запястье, – ты сказал, что на кольчуге…

Я хотела спросить, откуда на кольчуге Миролюба может быть хванскийзаговор, но тут Альгидрас поднял взгляд, и я запнулась на полуслове. Он смотрел на меня с такой глухой тоской и усталостью вперемешку, что я глубоко вздохнула и выпустила его запястье, потом опомнилась, что он может уйти, и схватила вновь, только промахнулась, и мои пальцы сомкнулись на его пальцах. Я смутилась, ожидая, что он выдернет руку, но он не пошевелился. Я поняла, что выгляжу очень глупо, поэтому, чтобы хоть как-то оправдать свои действия и прервать затянувшееся молчание, посмотрела на наши руки и заметила, что это как раз его раненая рука. Повязка под мокрым рукавом наверняка промокла тоже. Я спросила почему-то шепотом:

– Можно руку посмотреть?

Он не ответил, и я, подняв голову, встретилась с его напряженным взглядом. Несколько секунд ничего не происходило, а потом он отрывисто кивнул. Я поспешно опустила голову, отчего-то жутко смутившись, закатала рукав его рубахи и начала быстро разматывать повязку. Мокрая ткань поддавалась плохо. Или же это у меня руки так дрожали? Альгидрас стоял смирно: не помогал, но и не мешал. Наконец последний слой повязки соскользнул с руки, обнажив слегка загорелую кожу. Кожа Альгидраса была светлее, чем у свирцев: видимо, с солнцем они не ладили. На руке никаких следов не оказалось, и я сперва вздрогнула, снова почувствовав мистический страх, но потом догадалась перевернуть руку внешней стороной вверх и вздрогнула еще раз, потому что руку пересекали три безобразные, грубо зашитые раны. Один из швов был покрасневшим и слегка припухшим.