Книга Неждана из закрытого мира, или Очнись, дракон!, страница 7 – Оксана Чекменёва

— И много их там, избранных тех? — подал голос батюшка.

— Ваша восьмая.

Было видно, что дружинники сочувствуют семье, у которой забирали дочь, старались успокоить, как могли. Прав второй — они люди подневольные, приказы исполняют, как велят, но и у самих, поди, семьи есть, дочери, сёстры, понимают, каково это — дитя своё в неизвестность отправлять.

— Значит, не в невесты, — тихонько пробормотала Данка. — Куда столько?

— Может, и в невесты, — задумчиво протянул второй. — Вот только неизвестно, кто женихи.

Мы как раз подошли к дому.

— Вещей соберите, чтобы в одной руке унести, вторая свободная быть должна, — сказал первый дружинник.

— Опять колоть будете? — насторожилась я.

— Мы уже не будем, — усмехнулся первый. — Приказ такой.

— Да как же так?! — всплеснула руками бабушка. — Да у нас только приданного целый сундук наготовлен. А одежда? А зимнее — шубейка, валеночки, чулочки шерстяные? А перина? Что в одной руке унести-то можно?

— Дадут ей и перину, и вещи зимние, — вздохнул первый. У меня появилось чувство, что не в первый раз он такой разговор ведёт, и даже не в пятый. — Одежду на первое время соберите и вещи памятные, остальным князь обеспечит.

— Собирали-собирали доченьке приданное, чтобы не хуже, чем у людей, — тихонько всхлипнула матушка. — А теперь голую-босую в чужие люди отправлять. Как так можно-то?

— Да будет у неё всё! — чуть не взвыл второй. — Вон, у вас ещё одна невеста подрастает, ей точно сгодится.

Наверное, что-то сгодится, да. Хотя у Данки и свой сундук полон, и перина имеется, но и моя перина сгодится, и постельное не лишним будет, и рубахи вышитые, и полотенца. А вот сарафаны мои ей малыбудут, и валенки, и шубейка — сестра, хоть и младшая, а меня на полголовы выше и телом фигуристей. Ну да сарафаны надставить можно, а зимнее двоюродным пристроить, у тётки Поздняши три соплюшки подрастают, будет, кому доносить.

В общем, спустя полчаса я в последний раз вышла из отчего дома, под рыдания родни — не плакал только батюшка, даже дедушка Твердята и братцы слезу пустили. У самой слёзы текли, не переставая, как осознала, что никогда никого из них не увижу. Никаких княжьих хором, нарядов и еды вкусной не нужно, если плата за то — разлука с близкими, да только кто ж меня спрашивает?

У ворот нас встретила целая толпа — родня с матушкиной и батюшкиной стороны так же кинулась заливать меня слезами и душить объятьями, соседи и прочие односельчане наблюдали за всем этим и перешёптывались, а в сторонке, кучкой и почти все верхом, ожидали княжьи дружинники.

Кажется, отбор уже закончился, и я оказалась единственной избранной на всё село.

Я переходила из объятий одной причитающей тётушки или сестры к другой, злилась, что они все на меня накинулись, а я хотела бы эти последние минутки с матушкой провести, и едва не задыхалась от жары — бабушка Пороша всё же нацепила на меня меховую душегрейку, а поверх неё ещё и тёплую шаль накинула. Не в руках унести, так хоть на себе. А ногам было неудобно в сапожках, которые батюшка в этом году Утешу на вырост привёз, а сейчас их на меня надели, чудом, но налезли.

Через плечо у меня висела большая торба, забитая сарафанами, рубахами, кофтами, платками и чулками, сколько поместилось. Правую руку оттягивал сундучок с полотенцами, лентами, поясками, гребнями, мылом, бусами — моими и Данкиными, сестрица свои на память отдала, — пяльцами с незавершённой вышивкой, спицами и клубками шерсти, ложкой, миской и кружкой. Кажется, матушка с бабушкой ещё что-то туда наложили, уже не видела.