Книга Тайны камня и воды, страница 85 – Яна Тарьянова

Она привычно отогнала тревогу — да, хотелось бы привязать, запереть, никуда не выпускать… только зачахнет Даллак, если перекрыть ему выход на Пустошь. Райна знала, кого выбрала. Она же все прекрасно поняла — в тот день, когда они под присмотром отцов впервые вышли за Арку. Увидела шалый блеск в глазах, подумала — этого не удержать. Спасибо, что судьба — или Пустошь — смилостивилась и надоумила Даллака возвращаться именно к ней, а не к кому-то другому.

— Задумалась? Вы же, вроде бы, примирились?

— А? Да.

Райна не сразу догадалась, что Даллак спрашивает про отца. Да, эта заноза выдернулась. Душа еще ноет, но это ненадолго. Пройдет время — заживет. Сейчас, в полутемной комнате, под защитой крепких стен, отгораживающих от суетливого мира, почему-то вспоминались обрывки прошлого. Райна смотрела на Даллака, увлеченно грызущего куриные крылья, на Града, растянувшегося на пыльном коврике у холодного камина, и перебирала в памяти день, когда она вошла в Предел, уже будучи главой клана. Она металась по всем лавкам и гостиницам, расспрашивала торговцев и скупщиков, даже пьянчугами в харчевне не побрезговала. Даллака знали — «А-а-а! Хват? Который с Градом?» — но не могли точно сказать: ушел, не ушел, вернется ли. Непонятно было: то ли Райне неправильно донесли, перепутали Даллака с кем-то, то ли они разминулись. Тогда она гнала прочь еще одну вероятность. Что Даллак, прознавший о ее приезде, ушел из Предела, чтобы не встречаться лицом к лицу. Потому что давным-давно нашел себе жену или сговорчивую девицу.

Страхи и сомнения развеял Град. Ухитрился проскользнуть мимо охраны, так что его не заметили, обнюхал Райну, вильнул хвостом.Не зарычал, когда его нахально сгребли в объятия, затряс головой после шипения в ухо: «Где он?». Увидев Даллака, Райна тогда чуть Града не уронила. Лис заматерел, поднять трудно, но Даллак заматерел еще сильнее, здоровый мужик стал, такой сверху ляжет — раздавит.

Райна до сих пор не помнила, о чем они тогда на улице говорили, потому что старалась не краснеть и не думать о Даллаке сверху. И кто из них предложил пойти в «Стервятник», чтобы не стоять посреди улицы, тоже вспомнить не могла. Въелось, врезалось — не вытравишь из памяти — что она сама, первая, накинулась на Даллака в номере. Дождалась щелчка замка, стерла улыбку поцелуем. Отстранилась и замерла, боясь не отказа — скорее, обвинения в распутстве, которое Даллак не облечет в слова, но отметит в мыслях.

— А что тогда? Почему ты расстроилась? Из-за дома, потому что я тебя не спросил?

— Не расстроилась. Дом — это прекрасно. Воспоминания навалились.

Райна перебралась из одного кресла в другое, оседлывая колени Даллака. Мебель им досталась крепкая, даже не скрипнула под двойным весом. Даллак ее подхватил, придержал, помогая найти удобную позу. Райна наклонилась вперед, почти касаясь лбом лба, потянулась к щеке, погладила, чувствуя мягкое покалывание щетины. Даллак откинулся на спинку кресла, молчаливо предлагая: «Делай, что хочешь. Я твой». Они касались носами, как обнюхивающиеся на Пустоши лисы, дразнили друг друга обжигающим кожу дыханием. Райна не выдержала первой — лизнула Даллака, тут же превратила звериную ласку в поцелуй. Целовались долго и нежно. Тело расслаблялось, нервное напряжение утекало, как вода из прорезанного бурдюка. Райне хотелось долгого и томного совокупления — как на границе утреннего сна и яви — с потерей себя и оглушительным пробуждением.