Книга Осколки, страница 86 – Саша Урбан

Она проснулась через несколько дней. Летиция сказала, что Доминик выжил. Что все хорошо.

— Как твои дела? — спросила Летиция, когда Эллиот привел ее в комнату, где лежала Элоиза. Летиция тогда настояла, чтобы девушку лечили в особняке Верс. Элль попыталась улыбнуться сквозь разлившуюся по грудной клетке тяжелую боль, но голос Летиции был таким пронзительным, таким заботливым, что слезы сами навернулись на глаза.

— Я не знаю, как это произошло, — залепетала она. — В формуле не было никакой ошибки.

— Я знаю, — Летиция села возле кровати и взяла девушку за руку. — Но ничего страшного. Все обошлось. Ты жива, это самое главное. Мы очень за тебя переживали.

— А где Дом?

— Он очень за тебя переживал. Он зайдет к тебе.

Голос Летиции был полон уверенности. Она еще не знала, что, когда она выйдет из комнаты, Доминика нигде не будет. Он не появится ни через час, ни на следующий день, ни через месяц. А с ним исчезнет и архив формул. Летиция на несколько недель превратится в призрак самой себя, разъяренный, готовый броситься на любого, кто жестом или взглядом высечет в ней первую искру гнева. Потом станет тенью. Полиции и всем остальным Летиция скажет, что Доминик уехал на Архипелаг, со временем она научится уже жить со своим горем. И со своей виной, появлявшейся в глазах каждый раз, стоило ей только взглянуть на Элоизу. От ожогов и порезов не осталось и следа, но проклятье, появившееся в результате их инцидента, пустило глубокие корни. Оглушающая пустота, поселившаяся под ребрами девушки.

И навсегда между ними останется этот омерзительный вопрос: «Ты как?»

— Элль, ты как? — голос пробился сквозь кокон образов. Элоиза замотала головой в попытках понять, откуда он звучит.

Образы слились в одно пятно, к горлу снова подкатила тошнота. Девушка зажмурилась, пытаясь прогнать сбившийся под челюстью комок, но стало только хуже. Она повалилась на колени и раскрыла рот, пытаясь вдохнуть, но облегчения не наступало. Только скрутивший ее спазм.

Запахло едкой желчью, перед глазами заплясали черные мушки.

— Принесите воды! — раздался голос. Такой знакомый, бархатистый. Элль ухватилась за него, вытягивая себя из лабиринта воспоминаний и образов.

Сморгнула выступившие на глазах слезы.

Она оказалась в плохо освещенном помещении. Стояла на коленях перед вонючей лужицей. От одного запаха в животе все заворочалось. Элль поднесла руку ко рту, но ее перехватили, а губ коснулось прохладное стекло стакана.

— Пей, — мягко проговорил человек.

«Ирвин», — вспомнила Элль. Она развернулась и вцепилась в его куртку. Теплая рука тут же легла на ее плечи, прижимая к себе.

— Все хорошо, — проговорил он чуть слышно. — Все хорошо.

И, словно в подтверждение, провел ладонью по ее спине.

— Так это твой алхимик-консультант? — послышался голос откуда-то сбоку. Насмешливый, неприятный. Говорящий издевательски тянул гласные и едва ли зубами не клацал. Элль потратила последние крупицы сил, чтобы поднять голову и взглянуть на человека.

Они оказались в тускло освещенной каморке, из мебели там была лишь одна скамья. Ирвин был рядом, а говоривший с ним заклинатель стоял в проеме, и от света ламп его рыжие волосы горели пламенем, что аж щипало глаза.

— Не сейчас, Шон, — сказал Ирвин.

— Конечно, дело подождет до утра. Капитану будет очень интересно узнать, почему она шляется по городу одурманенная. Или откуда у нее это? — вскинул бровь тот и поднял руку. В его пальцах болтался мешочек драже от Пенни Лауб.