Книга Осколки, страница 85 – Саша Урбан

— Если бы ты действительно помогал, то дело пошло бы быстрее, — обронила женщина.

Доминик развернулся, бросил газету на стол и вскинул руки, как обычно это делала Элль. Девушка сперва решила, что он издевается, передразнивает, как вдруг почувствовала, что нити в кабинете искривились, натянулись под его неаккуратным прикосновением.

— Что ты…? — вскрикнула Летиция, но Доминик и не думал останавливаться. Магия в воздухе запульсировала, зелье в колбе зазабурлило. Воздух задрожал, стал тягучим и вязким.

— Нет! — воскликнула Летиция. Элль застыла, глядя, как ее зелье бурлит, как лиловый пар темнеет и валит прямо на столешницу, какзлорадно улыбается Доминик. Элль разрывалась, не зная, за что схватиться в первую очередь: за схваченные Домиником нити или за зелье.

Она заметила мерцание. По бокам колбы расползались змейки трещин. Девушка успела только поднять руку, а в следующую секунду раздался звон стекла. Руку обожгло десятком осколков, вонзившихся сквозь ткань мантии и платья, как осы. А потом запахло паленым. Горелка разлетелась, и горючее масло разлилось по столу, а по нему, как по ковровой дорожке, заплясали языки пламени.

— Все на выход! — скомандовала Летиция и схватила Элль за плечи, подтолкнула к дверям.

Элль обернулась. Доминик лежал на полу, хватался за лицо и выл. Под его щекой скапливалась лужица крови. Элль вывернулась из хватки Летиции и подбежала к нему.

— Дом! — она схватила его за плечи, а он вцепился в ее руки.

— Элли! — сипел он. Осколок торчал из его шеи, прямо под челюстью.

Элль застыла, глядя на уродливый кусок стекла, сверкавший в багровом пятне из развороченной плоти. К горлу подкатила тошнота. Воздух нагрелся, стал вязким, драл горло, но Элль вдыхала его, превозмогая головокружение. Она лихорадочно пыталась подсунуть руки под плечи Доминика, чтобы посадить его, вытащить его, как будто от этого зависела ее собственная жизнь.

— Элль, уходи, я уже позвала помощь! — кричала откуда-то издалека Летиция. Ее голос тонул в звоне лопавшихся от жара пробирок и колб, а Элль не могла произнести ни слова. Она повторяла имя Доминика, звала его, пыталась докричаться, увидеть проблеск узнавания в его глазах. Его грудь вздымалась часто-часто, а глаза закатывались.

— Нет, стой, — кричала она ему. Стоило на долю секунды ослабить хватку, как Дом выскользнул, повалился на пол. Он рухнул лицом вниз, волосы взметнулись, и на долю секунды показался символ на коже — птица, распахнувшая крылья с длинными перьями. Но тогда Элль было не до странного знака.

Девушка заорала, завыла раненым зверем. Отчаяние и злость жгли ее изнутри. От мысли, что он сейчас погибнет здесь, сердце надрывалось, но осознание, что она просто не может бросить его здесь, чтобы спастись самой, бередило ей душу ядовитыми шипами.

И она сделала это. Обхватила его лицо руками, там, где от шеи к голове тянулись вены и артерии. В пальцы отдала пульсация заходящегося сердца, а кровь побежала быстрее от покалывания магии, что была заключенав цеплявшемся за жизнь теле. Элль не понимала, что делает, но знала, как поступить. Она отдала то, что было для нее дороже всего. Что она лелеяла и хранила в себе, что доставляло ей величайшее счастье и невыносимую боль.

Ее выкрутило болью, вывернуло наизнанку, пронзило холодом. А потом мир померк.