Книга Осколки, страница 77 – Саша Урбан

Вглубь квартала, по узким переулкам, между тесно прижавшихся друг к другу домов, Ирвин уже не мог сказать точно, он шел или бежал. Он перестал замечать что-либо вокруг себя, его, как хищника, вел инстинкт, неутолимыйголод. Ирвин уже не полагался ни на глаза, ни на слух. Его шатало, как пьяного, но чем ближе становилась Милли, тем больше сил он ощущал в своем теле.

Сгустившаяся темнота выбросила его на мостовую перед разваливающимся зданием. Пахло краской и горячей бумагой. Из-за покосившейся двери раздавался усталый скрежет печатных станков, скрип механизмов и девичий голос. Милли говорила с кем-то? Ирв прижался ухом к двери, и та приоткрылась, впуская его в объятия полумрака.

Ирвин сделал шаг, затем другой, проверяя, не скрипят ли под его весом половицы. В приемной тускло светилась одинокая лампа, по ее стеклянным бокам ползала мошкара. А дальше по коридору алым светился еще один дверной проем. Милли была за ним, Ирвин чувствовал, как светится в ней сила и жизнь — то, что стремительно утекало из него.

Он сделал еще один шаг, и по помещению из-под его ноги разбежалась сверкающая рябь. Конечно же, защитные чары. Как он мог не подумать о них? Ирвин хмыкнул, сейчас он не мог думать ни о чем, кроме объявшего его голода. Чары вгрызлись в мертвую плоть и отскочили от нее, не причинив вреда. За светящейся алым дверью послышалась возня.

— Кто там? — выкрикнула девушка. Ирвин видел, как ползла по полу ее тень.

— Милли! — позвал молодой человек. — Меня послал Доминик. Летиция знает о твоем убежище и отправила людей. Нужно уходить.

Дверь приоткрылась. Показалась сначала тонкая рука, затем половина головы. Милли окинула Ирвина пристальным взглядом и скривилась.

— Ты уже разлагаешься.

— Ты тоже не молодеешь, — парировал тот и тяжело сглотнул. Нужно было выманить ее поближе, чтобы сделать все без лишнего шума.

— Доминику стоит лучше следить за твоим состоянием, — фыркнула Милли, выбираясь из своего убежища. — Нужно вернуться в башню?

— Немедленно.

— Сейчас, — она подхватила подол платья и опустилась на колени перед дверью. Вытащила из-за уха карандаш и принялась чиркать им по полу, вырисовывая какой-то сигил. Видимо, чтобы скрыть следы своего присутствия.

Ирвин бесшумно шагнул в ее сторону. Ближе и ближе. Он кожей чувствовал, как ярко горит в этой девушке жизнь. На секунду сердце сжалось от жалости, замерло, и в этот момент голод заполнил все его тело, Ирвин сам стал голодом.

Он взмахнул рукой, и вода, что висела в клубах тумана, потянулась к нему, сплелась в упругий хлыст. Ирвин направил поток к Милли,ударил по затылку, заставляя рухнуть на пол. Девушка вскрикнула, но водная удавка уже оплела ее шею и принялась шириться, ползти выше, укрывая рот, нос, не давая ни завопить, ни вдохнуть. Милли забилась, а Ирвин приблизился к ней, обхватил за плечи, прижимая к себе, как разбушевавшееся дитя, выхватил сведенную судорогой руку и припал к еще пульсировавшему жизнью запястью.

Глоток за глотком, он забирал минуты и дни, которые еще могла бы прожить эта девушка. Ирвин старался не думать об этом, не представлять. Он зажмурился и пытался сконцентрироваться на своем теле. Сердце забилось ровнее, напитанное свежей кровью, мышцы налились силой, кости стали ощущаться прочными и легкими, какими и должны быть. И голод постепенно отступал.