Книга Почти 15 лет, страница 179 – Микита Франко

Первое, что захотелось сделать: растолкать Мики и попросить придумать другую историю происхождения шрама. Он даже чуть не заговорил с ним об этом, но спохватился: нет, это бред какой-то. Хуже того, что это бред само по себе, Мики поймёт, что его родители — придурки. Может, он, конечно, давно это понял, но зачем усугублять…

И тогда он разозлился на самого себя, на Льва, на свой страх. Ну, что такого плохого он сделал? Разве он в чём-то виноват? У Льва тоже были какие-то отношения, разве это повод упрекать друг друга? Они же расстались! Он не будет об этом умалчивать. Сколько можно бояться, почемувезде страшно, в стране страшно, с мужем страшно, с Мики страшно… Надоело!

В Толмачево, вдохновленный этой злостью, он сначала вызверился на Мики, высказав сыну всё, что о нём думает: про чужака, про усталость с ним бороться, про превращение в тирана. Почти в ту же секунду, заметив растерянный взгляд сына, пожалел об этом: черт-черт-черт, он же не прав!

Он вдруг увидел в глазах Мики то же самое, что чувствовал в себе. Страх. Он тоже его боится. И тогда Мики на мгновение стал ему очень понятен, очень близок, очень… в общем, очень. Но Слава не решился бросить из рук сумки и начать его обнимать, прося прощение, просто не решился, ведь… Трава в аэропорту. И наказания. И вообще… Он тут что-то должен решать, как взрослый, и ставить его на место. Поэтому он оборвал их разговор, двинувшись дальше по коридору.

А там, дальше, был он. И Славе не понравилось всё, что он испытал, увидев его вживую.

Не понравился трепет, заставивший его колени ослабеть, а мысли распасться на вязкую кашу, где единственной логичной мыслью осталась: «Какой красивый…»

Не понравился страх, подстегнувший этот трепет, зажавший его в угол и напомнивший: «А вдруг он сейчас злится на тебя?»

Не понравилась собственная злость, жаждущая разрушить и трепет, и страх.

Когда они подошли ближе, и Слава почувствовал такой до боли знакомый запах сандала, трепет снова взял над ним верх: «Как вкусно от него пахнет, хочу его обнять», но стоило Льву обратить внимание на шрам Мики, как злость взяла поводья в свои руки.

— Что у тебя с глазом? — услышал Слава.

— Что? — не понял Мики.

— Вот тут, — Лев провёл пальцем по краю глазницы. — Ты ударился?

Мики скосил взгляд на Славу, заметно нервничая, и тот незамедлительно пришел сыну на помощь:

— Он подрался с моим парнем.

— С твоим… кем?

— С бывшим парнем, — невозмутимо повторил Слава.

Желваки по-знакомому проступили на скулах: сдерживается.

— Значит, у тебя там был парень, — ровно произнес Лев.

Слава усмехнулся:

— Это всё, что ты хочешь обсудить в контексте этой ситуации? А почему наш сын бросается на людей тебе не интересно?

— Почему?

Более скучающего тона и вообразить сложно. Ничерта ему было не интересно.

— Ты вообще не изменился…

Так это и случилось.

Они сели в разные машины.

Они поехали в разныеквартиры.

Потом, сидя в такси, Слава набрал ему сообщение: «Это я и имел в виду. Ничего не будет иначе, пока мы такие же, как раньше».

Значит, он с кем-то был.

Конечно, нужно было думать не об этом. В гостиной, шепотом переругиваясь, устраивались спать его дети, одному из сыновей нужна была срочная помощь (а может, обоим?), а он думал только о том, что Слава все эти месяцы с кем-то был.

Они были на связи. Лев пытался выяснять отношения в переписке («Молодец, ты как обычно демонстративно ушел»), а Слава повторял: «Давай поговорим о Мики. Нужно ему помочь». Лев пытался насильно переключить внимание, параллельно переписываясь с заведующим наркологического отделения об утреннем приеме, но отпустить ситуацию не получалось.