Книга История Льва, страница 188 – Микита Франко

- Ты сейчас поедешь домой?

Лев обещал, что поедет к Славе, но, замешкав, он обернулся, попытался взглядом найти то место, где десять лет назад в полубессознательномбреду его нашел отец, и сказал маме:

- Я к Юре.

Лев и Слава [55]

Лев не мог найти его могилу. Он пытался воспроизвести маршрут снова и снова: от входа пройти прямо, повернуть налево, дальше снова налево, а потом путь забывался. Он прошёл его в разных вариациях, выискивая глазами одинокий крест с табличкой про Юру Сорокина (мама сказала, что памятник так и не установили), но ничего: как будто кладбище перекопали и все могилы перепутали местами.

Устав от бестолковых метаний, он присел возле чужой, заброшенной могилы на скамейку, чтобы ещё раз осмотреть окрестности: и они казались ему знакомыми, будто всё точно случилось где-то здесь, стоит только повернуть голову…

Он повернул. Проржавевший памятник, у которого он сидел, принадлежал Григорию, умершему в 1961-ом году. Льва как током ударило: он уже сидел здесь, ровно на этом месте! Так, значит, по диагонали…

И тогда он понял, почему не мог найти Юрину могилу. Он искал маленькую оградку с одиноким крестом, а на его месте была теперь широкая – с тремя крестами. Он, пока искал, даже не смотрел на семейные захоронения.

Подходя ближе на ватных ногах, Лев надеялся, что увидит рядом с Юрой его бабушку, дедушку или дальних родственников. Ладно, если уж прям честно, он допускал увидеть кого-то из родителей, кого-то одного (в конце концов, его отец тоже умер, пускай и так рано – в сорок два года). Но к именам и датам на соседних с Юриным крестах всё равно оказался не готов.

Сорокин Михаил Васильевич (10.03.1960 – 21.02.1998)

Сорокина Светлана Алексеевна (05.10.1962 – 16.07.2002)

Дядя Миша. Тётя Света. Лев непонимающе смотрел на деревянные кресты с покосившимися табличками: как это всё могло случиться?..

Он лихорадочно вытаскивал из памяти события последних лет: 98-ой год… Где он был в 98-ом? Ведь здесь же и был, учился в десятом классе, встречался с Яковом и знать не знал, что дядя Миша – умер.

А где был дядя Миша? Кажется, соседи судачили о разводе после смерти Юры, и потом Лев время от времени видел только его маму. Почему она ничего не сказала о смерти бывшего мужа, Юриного отца? Как это вообще могло пройти мимо Лёвы? А теперь, три года назад, в сорок лет умерла и сама тётя Света.

Лев растерянно переводил взгляд с одного имени на другое. Бред какой-то. Вся семья… И ни один не дожил до старости.

На Юриной могиле так и виселафотография – та самая, которую Лев, увидев впервые, мысленно назвал «до всего плохого». Деревянная рамка взбухла от многочисленных дождей, а на стекле виднелись разводы грязи. Лев, подойдя ближе, провёл по стеклу рукавом пальто, и Юрины щеки заблестели, будто умытые водой.

Его качнуло вперед, голова закружилась. Как это было странно: вновь увидеть его таким, когда сам Лев – другой, повзрослевший. Он уже давно перестал возвращаться к той ночи, к тем воспоминаниям, к своим первым чувствам – он так и не придумал себе нового отношения к Юре. Каждый раз, открывая бумажник и видя его фотографию, он смущался: «Я ношу при себе фотку ребёнка. И это не мой ребёнок. Это странно». Наверное, вот ещё одна причина, почему он так неистово смял её, бросая в реку: не хотел, чтобы Слава подумал, будто с ним что-то не так. Он знал: это никогда не пройдёт. Ему будет тридцать, сорок, пятьдесят (если он, конечно, сможет пережить отца) и эти чувства, эта странная любовь к лучшему другу детства, всё ещё будет с ним.