Книга История Льва, страница 15 – Микита Франко

- А зачем они тебе вообще? – имея в виду Шеву, Грифеля и остальных.

- Пассивный доход, - пояснил Кама, вытаскивая из кармана блок сигарет и зажигалку. – Я закурю, не возражаешь?.. – Лёва покачал головой, и Кама зажал сигарету во рту. Продолжил: – Они денюжки приносят. А мне ведь надо как-то объяснить деткам, почему бить людей и отбирать у них деньги – отличая идея.

- Потому что они старики, пидоры и чурки? – уточнил Лёва.

- Да, - легко согласился Кама, выдыхая дым. – А мы строим могучую русскую сверхдержаву без этого всего. О, опять «сверх», - Кама засмеялся. – Заметил, всё липовое имеет приставку «сверх»?

Лёва не разделил его радости: ничуть не изменился в лице.

- Им ведь на самом деле не очень нужны эти копейки, - объяснял Кама. – Вот этот, дружок твой… Юра, да? Он же из приличной семьи, родители преподы или кто там, они что, не могут дать ему денег? Да могут, конечно. Пацану просто нужна тусовка. Они все здесь ради тусовки. Ну, может, кроме Пакли…

Про Паклю знали, что он совсем какой-то неблагополучный: родители алкоголики, в квартире наркопритон, а сам Пакля состоит на учете в ПНД. Хорошо, что в подвале редко появлялся – потому что, как правило, ловил отходняки где-то под забором. Грифель рассказывал, что именно Пакля показал младшим, как «правильно» нюхать клей – ну, чтоб кайф продлить.

- Тусовка твоя дорого обходится, - холодно заметил Лёва.

И опять Кама безошибочно понял, о чём он.

- Я им клей не давал.

- Вообще-то давал.

- Ну, может идавал, - закивал он. – Но ведь не принуждал, да? Ты же не стал нюхать от того, что я сказал, что клей можно нюхать. Поэтому я сейчас с тобой об этом говорю, а не с кем-то другим.

Лёва не нашёлся, что ответить. Кама завораживал его своим обаянием, размеренностью в движениях, искренней, не напускной независимостью. И, конечно, Кама тоже был умным – Лёва не мог этого не признавать. Его тянуло к Каме, как тянет к интересным, к загадочным личностям, к знаменитостям с экранов – к тем, о ком больше слышал, чем знаешь на самом деле.

И всё-таки… Всё-таки Кама был подонок, хоть и симпатичный. Вспомнив об этом, Лёва сделал несколько шагов в сторону.

- Я пойду.

Кама кивнул:

- Заходи поболтать. Приятно, когда у собеседника острый ум.

Лёва, глядя под ноги, произнес:

- Может, зайду.

Лёва и Шева [7-8]

Лёва думал: когда ему скажут? Вторую неделю смотрел на растущий мамин живот и ждал перинатальной новости, но родители вели себя так, словно ничего не происходит. Ну, то есть, действительно как обычно: отец орал на мать, угрожающе замахивался и хватал её за волосы. На прошлой неделе мама коротко подстриглась, чтобы отцу не за что стало хвататься, так он ударил её по лицу – за смену имиджа («Ты же женщина!»).

Лёва хорошо помнил, как восемь лет назад они ждали появления Пелагеи. Это были лучшие месяцы их семейной жизни: папа не бил маму. Конечно, тогда он срывал злость на самом Лёве, но мальчику это казалось ерундой – ну, подумаешь, зато родители не ссорятся. За это, тогда ещё шестилетний Лёва, был готов отдать всё, может быть, даже свою жизнь.

Однажды он так и сказал маме. Отец наказал его за сломанный телевизор – Лёва играл резиновым мячиком в квартире и попал в экран. Экран не разбился, но после этого изображение на стареньком «Рубине» было исполосано вдоль и поперек. Папа тогда отвесил Лёве шесть (соразмерно возрасту) ударов флотским ремнем – тяжелая пряжка била по спине до крови. Вечером мама обрабатывала зеленкой и плакала, а Лёва говорил: - Не плачь. Зато тебя не бьёт.