Книга Туманы Замка Бро. Трилогия, страница 81 – Юлия Ветрова

*Чембер – chamber(англ) маленькая комната, дававшая хозяину уединенность от других обитателей замка. В ней могли помещаться кровать, скамейка, сундук. Впоследствии размеры комнаты увеличились, и great chamber стал второй по значимости комнатой после большого зала в более поздние средние века и во времена Тюдоров.

Милдрет не знала о приближающемся восстании. Весь её мир в последние месяцы вращался вокруг боли и унижения, которые продолжались изо дня в день.

Теперь, когда она стала посмешищем на пирах, изменилось к ней и отношение обитателей замка – ей могли подставить подножку, когда она шла с вёдрами за водой, или толкнуть в коридоре, когда она проходила мимо кучки хохочущих рыцарей и дам.

Поначалу Милдрет пробовала давать отпор, но чем дальше, тем меньше у неё оставалось сил, и в начале осени, минуя очередную такую компанию и стараясь не оказаться с ними на расстоянии вытянутой руки, она вдруг поняла, что сдалась.

Это стало своего рода толчком. Если раньше Милдрет не могла ни на что решиться, в тайне лелея мысли о том, что ещё увидит Грегори, то теперь возможность такого разговора уже не имела значения – ей казалось, что она перестала быть человеком, а значит, уже не была тем, кто может рассчитывать на любовь.

Бежать возможности больше не представлялось – её знали все, и почти всегда она была на виду. К тому же на первом осеннем пире Милдрет повредила ногу, падая на каменный пол, и после этого недели две боль не унималась, колено ныло, а организм так ослаб, что Милдрет сильно сомневалась в своей способности добраться хотя бы до ближайшей деревни.

Был, впрочем, ещё один вариант. Она по-прежнему спала на соломенном тюфяке на полу в углу спальни сэра Генриха. Наместник не опасался её, видимо, потому, что ещё не осознал, что его «паж» не так уж мал. Раньше он старался подкрепить свою власть над Милдрет сладкими речами, так что у неё не было особого повода ненавидеть его, и оба слишком привыкли к такому положению вещей, чтобы сразу осознать, насколько оно переменилось.

Милдрет осознала перемену первой – потому что ненависть ещё в начале лета поселилась в её душе, и она лишь не знала до поры, к чему должна её применить. Теперь же, потеряв надежду, она всё чаще стала представлять холодными ночами, кутаясь в шерстяной плащ, как подходит к Генриху и, накрыв его лицо подушкой, зажимает горло, как наблюдает, как тот корчится в муках, как глаза сэра Генриха вылезают из орбит, и он хрипит, пытаясь заполучить последние в своей жизни крохи воздуха.

Картина была противна ей самой и со временем претерпела изменения – Генрих больше не хрипел.Он умирал молча, во сне, заливая простыни алой сентенцией жизни.

Милдрет нужен был нож.

Она часто бывала на кухне, но долго не могла улучить момента, когда приборы остались бы без надзора.

Это удалось ей только в конце сентября, когда всего несколько дней оставалось до нового пира, и тут и там по замку уже шли шепотки о приближении мятежных крестьян.

Милдрет были безразличны шепотки. Всё, что делалось за стеной, имело значение только за стеной. И за две ночи до предстоящего пира, дождавшись, пока сэр Генрих перестанет вертеться во сне, она бесшумно поднялась с пола и, скользнув к кровати, занесла нож – а затем резко опустила.

Милдрет так и не поняла, что сделала не так – слишком поспешила или, наоборот, слишком промедлила. Но рука сэра Генриха перехватила её запястье, выворачивая под неестественным углом, Милдрет вскрикнула, и нож упал на пол, а прямо перед собой в темноте она увидела, как светятся полные ненависти глаза.