Книга Отрада, страница 96 – Виктория Богачева

Храбр опешил. Поглядел на нее так, словно впервые видел, а Отрада, разозлившаяся, нахохлившаяся, наступала на него небольшими, уверенными шажками и все выше задирала голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза.

— Ну, чего молчишь, словно язык проглотил? — сказала так, словно имела право требовать от него ответа. Поджала бледные губы, прищурилась и руки на груди скрестила. — Как хаять меня – так шибко словоохотливый был!

— Я не... — Храбр собрался было перед ней оправдаться, ошеломленный смелостью пичуги, но Отрада его перебила.

Столько всего на сердце у нее накипело и наболело, что не было больше мочи терпеть. Чувства, невысказанные обиды, злые слова, косые взгляды, его холодное, осуждающее молчание, теплая улыбка в уголках губ, прикосновение горячего тела – все это нахлынуло на нее разом и утянуло с собой, в глубокую темную бездну.

Она уже ничего не боялась и не стыдилась, и робость, ее верная старая спутница, молчаливо притаилась в самом дальнем уголке души. Сжав кулаки и вытянув руки вдоль тела, она подступала к Храбру, словно к горе, и он – сильный, взрослый муж! – сделал шаг назад.

— Что ты не? — в ее голосе звенела обида. — Наговорам сестры поверил, на меня глядел лютым волком! Стоять подле меня не мог, боялся чего-то? Запачкаться?! Отчего же меня не спросил?! В дурное поверить всегда легче, правда? Уж тебе ли о том не знать.

Глаза кузнеца расширились, он несколько раз моргнул. Стиснул зубы, потому как захотелось ему протянуть руки и сграбастать эту говорливую, отважную пташку. Сграбастать и не отпускать.

Словно завороженный, глядел он в ее блестящие, яркие болотной зеленью глаза; на россыпь веснушек на щеках и носу; на два маленьких пятнышка румянца. Усилием воли заставил себя разжать кулаки и вытянуть руки вдоль тела. Чувствовал, как отнапряжения свело плечи, как натянулись, словно тетива, все-все жилы.

— Жениха мне выдумал... Чем я перед тобой виновата?!

— Так рубаха же...

— Какая рубаха?

— У тебя недошитая на лавке лежала. Дар жениху на сватовство. Я по узору угадал, — сказал Храбр и застонал про себя.

Дурень, ой дурень! Когда вслух произнес, тотчас убедился, что разума у него совсем в пустой голове не осталось!

— Это для Стиши... — тихо выдохнула Отрада. — Я для нее вышивала узор...

Она покачала головой с горьким разочарованием.

— Ты ступай, — заговорила, когда молчание стало невыносимым. — Поздно уже. Завтра к госпоже Верее зайдешь.

Храбр дернулся, словно ее маленькая, привыкшая к труду ладошка его ударила. Шагнул вперед, словно слепой, впервые рассмотрев девку перед собой, по-настоящему ее разглядев. Отрада стояла рядом с печкой, гордая и напряженная, и не плакала лишь потому, что при нем слезы лить не хотела. Ему казалось, только тронь ее, и исчезнет, словно туман над водой.

Теперь, когда она рассказала ему, когда не побоялась и заговорила первой о том, как рвал он ей сердце, у Храбра весь дух из груди вышибло. Он уразумел, что коли уйдет нынче, дорога в эту избу для него навсегда будет закрыта. Отрада с ним не то что не заговорит, не взглянет больше никогда.

Довольно. Довольно он ее мучил.

Вон оно как.

И жениха выдумал, сам в голове все накрутил, вообразил то, чего и не существовало.

— Радушка, — позвал он, подивившись сам себе.

Откуда только слово ласковое вспомнил?