Книга Отрада, страница 117 – Виктория Богачева

Он глядел на Отраду как человек, услыхавший страшные, дурные вести, и на одно мгновение она помыслила, как, должно быть жутко, было для кого-то сообщить ему про убийство отца и родни. Вестимо, тогда все было много, много хуже, чем нынче, но и сегодняшнего страха Отраде хватало с головой.

— Да, вуй Избор, — нехотя кивнула она.

— Ты присядь, сынок, — ласкового заговорила Верея, но Храбр словно не услышал.

А может, и впрямь не услышал. Мысли его, суетливые, рваные, неслись во все стороны, и он думал обо всем и ни о чем. В голове все смешалось, перепуталось. Столько хотелось спросить: почему молчала? А почему молчал брат? Отчего сказала нынче? Жжет ли ей стыд глаза? Как она могла его обмануть? Пошто одарила таким бесстыдством?..

— Я не... — Отрада тоже хотела с ним заговорить, но оборвала себя на полуслове, когда он резко качнул головой.

Храбр посмотрел на нее, и глаза у него были дикими.

Сердце у нее ушло в пятки. Уразумела, что своими руками все погубила. К горлу подступила тошнота. Она приложила раскрытую ладонь к животу, словно это могло уменьшить звенящую боль. Все внутренности закручивались там в тугой комок.

Ни с кем не простившись, кузнец широким шагом вышел из горницы в сени, и через мгновение они услышали, как гулко хлопнула дверь. Не помня себя, Отрада бросилась следом.

— Храбр! Обожди, ну, обожди же ты! Я... я не чаяла! — кричала она ему в спину, пока, подобрав подол поневы, бежала за ним по тропинке.

Она бы ни за что не догнала бы его, но, дойдя до опушки, он остановился. Ярость клокотала в нем, кипела и искрила почище жаркого огня в кузне, но позволить девке ломиться по кустам через лес он не мог. Как бы ни велика была его злость. Как бы сильно ему ни хотелось стиснуть ее плечи и хорошенько встряхнуть.

— Ступай в избу, — сказал Храбр, даже на нее не глядя.

Повернувшись к ней лицом, смотрел он чуть повыше ее головы, на небо, полное россыпи звезд.

Отрада стояла перед ним – такая сжавшаяся, такая виноватая, такая заплаканная, что сил сдерживаться уже почти не осталось.

— Храбр, позволь... я скажу... я не... я не мыслила утаивать... — она подняла взгляд, и болотная зелень ее глаз пронзила его от груди до хребта. Полоснула не хуже кинжала. Боль была такая же, как от пореза: жгучая, резкая. Пришлосьхватануть ртом воздуха и до скрежета стиснуть челюсть.

— Я места себе не находил, — сказал Храбр глухо.

Подбирать слова было мучительно, и в том, как он проговаривал их, как медленно выталкивал из себя, пробивалась огромная внутренняя боль.

— Себя винил. Не уследил, не уберег, не защитил. Отца потерял. Брата – едва не потерял. Я-то, вестимо, виноват, — он тяжело выдохнул и полоснул по Отраде непримиримым, горьким взглядом. — Но и ты не лучше.

— Я не чаяла, — прорыдала она, обхватив себя за плечи руками и сгорбившись. Тугой комок из страха и чувства вины царапался изнутри, скребся где-то под ребрами. — Я страшилась... страшилась, что ты худое с ним сотворишь... с вуем Избором...

— Неужто жалко? — задохнулся он от изумления.

— Тебя! — выкрикнула Отрада. — За тебя я страшилась, потому что люб ты мне!

Сказала и замерла, испуганно моргая широко открытыми глазами. Храбр переменился в лице, потому что прозвучавшее признание огорошило его сильнее, чем ее саму. Теперь его черед был шагать к ней.