Книга Отрада, страница 104 – Виктория Богачева

Зажинщицей, которая срезала первые колосья, избрали, вестимо, Русану, невестку старосты, и это вызвало недобрые шепотки. Должна зажинщица быть доброй, нравом веселой и на руку легкой, и зла на сердце никакого у себя не держать, иначе жатва будет тяжелой. И немногие бы описали Русану такими словами. Но со старостой не спорят, и потому в первый день страды женщина в чистой, беленой рубахе вышла на поле и срезала первые колосья, растерла горсть зерна нового урожая и пустила по ветру.

Отрада жала вместе с семьей Стояны. Все же Верея, как знахарка, на поле вместе со всеми не выходила, для нее работа иная находилась, потому она и примкнула к подружке.

Свой самый первый, зажинный сноп* из семи колосьев она перевязала самой красивой лентой, отнесла вечером в избу и поставила в бабьем углу – куту. Если будет на то воля Богов, она смелет зерна перед свадьбой и испечет из той муки свадебный каравай.

Храбр, оставив кузню, также работал в поле вместе с Белояром и Усладой. Подаренные им усерязи Отрада спрятала на дне сундука с приданым. Куда ей их надевать... Да и сватовства пока не было, вторую ленту в косу она не вплела...

О разговоре с Храбром она не рассказали никому. Впервые утаила что-то от Стояны, ближайшей своей подруги. И промолчала в ответ на расспросы Вереи, и старательно не замечала внимательные взгляды знахарки, которые та бросала на нее, привычно щуря смеющиеся глаза с лучиками морщин в самых уголках.

Но от Стояны было трудно что-либо утаить.

— А чего это кузнец на тебя глядит, шею сворачивает? — спросила она на второй же день жатвы, когда в полдень, в самое жаркое солнце, уселись они трапезничать.

Отрада понадеялась, что вспыхнувший на щеках румянец останется незамеченным под жаркими, солнечными лучами. Она пожала плечами, но не сдержалась и быстро повернулась в сторону, где виделаХрабра. Тот и правда на нее глядел, пока пил из кувшина прохладный, хлебный квас.

— А ты чего зарумянилась-то, словно горшок в печи? — с хитрющей улыбкой подбоченилась Стояна.

— На солнце притомилась, — отмахнулась от нее Отрада и поскорее потянулась за куском каравая, чтобы прекратить расспросы.

Но куда там.

— А ну сказывай давай! — решительно велела Стиша. — Что промеж вами было?

— Да отстань ты от девки, надоеда! — Отраду спасла мать Стояны, уставшая от любопытства дочери. — Все тебе надобно знать!

Та надулась, выпятила нижнюю губу, но спорить с родительницей не посмела. Но и от своего отступать не собиралась, порешив, что непременно все у подруги выпытает. Не сегодня, так завтра, страда – пора долгая, немало деньков на поле проведут. А потом лен рвать будут, молоть; до конца лета забот хватит.

Вечером, когда длинной вереницей люди потянулись с поля к избам, Отрада замешкалась, потеряв рушник, в который заворачивала принесенный с собой горшочек с тюрей — кушаньем из хлеба и зелени, покрошенным в квас и сдобренным маслом. А когда торопливо добежала до протоптанной, утопающей в мягкой пыли стезе, там ее поджидал Храбр. Вспыхнув румянцем, она торопливо отвела взгляд и мысленно выругала себя бесстыжей. Но губы так и норовили сами растянуться в улыбку, стоило ей поглядеть на кузнеца.

— Не ходи больше одна, — сказал ей мужчина и, ничего не прибавив, пошел рядом.

Обернувшись, Отрада увидала у себя за спиной Любима и Радко – своих двухродных братьев, сыновей вуя Избора. Дрожь прошла по телу, стоило ей представить, как бы оказалась она вместе с ними на дороге да в одиночестве.