Книга Смертная, страница 87 – Мария Сакрытина

Ну да, ну да, где‐то я это уже слышала. Верится с трудом.

– Ладно, тогда давай прямо: мне нужно будет с тобой спать? Для конспирации. В смысле, для поддержания роли богини.

Удивительно, как еще этот царевич может скривить губы! И какие говорящие у него получаются улыбки. Эта, например, одновременно самоуничижительная и любопытствующая.

– А ты бы хотела?

Я окидываю его взглядом. Услышать такой вопрос от человека, который только что называл себя слабаком и ничтожеством и вроде бы вполне искренне, подразумевает лишь один ответ. И озвучиватьего я не собираюсь.

– А ты будешь аккуратным?

О, мне кажется или у нашего царевича порозовели скулы? Хм, а с каких пор он стал «нашим»?

– По-твоему, я похож на грубого варвара, который впервые встретил женщину?

Мой черед удивленно молчать. При чем тут варвар?

– Я понимаю, что ты это спросила в насмешку, – тоном невинно обиженного добавляет Юнан, – но, конечно, я был бы нежен. Ты вряд ли нашла бы мое общество приятным, ведь я наверняка не так искусен, как твои прошлые мужчины, но, естественно, я бы старался.

– Нет у меня никаких прошлых мужчин, Юнан. Мне шестнадцать, я девственница. Я спросила только потому, что кровь, как я поняла, – это мой билет на эшафот. Если после секса… Ты чего?

– Ты не можешь быть невинной! – тоном этой самой невинности, только поруганной, заявляет царевич. Вид у него при этом такой, что мне очень хочется его сфотографировать. Но телефон остался в рюкзаке. Эх! – Я тебе не верю.

Мне становится смешно.

– Даже не знаю, как тебе это доказать. А почему не веришь? Я настолько распутно себя веду?

– Ты себя видела? С твоим лицом? С лицом Шамирам? Девственница? – Юнан качает головой. – Это была бы очень смешная шутка, будь это правда.

– Тогда можешь смеяться, потому что это правда, – решительно говорю я.

Вместо смеха он ошеломленно молчит с минуту. А потом вдруг спрашивает:

– Но ты же боялась меня – значит, кто‐то тебя уже брал?

– Брал? Насилие так тут называется? – Я сжимаю кубок, пуская солнечные зайчики по столу. – Пытались, ты прав, мое лицо к этому располагает. И тем не менее мужчин у меня еще не было. Так что если у богини с избранным как‐то там предполагается страстный секс, то придется нам обойтись без него. Или как‐то разыграть? Потому что настоящая ночь любви нам с тобой не светит. И не потому, что ты мне не нравишься. Хотя я бы сто раз подумала, прежде чем лечь в постель с мужчиной, который на меня с ножом напал.

– Ну и назвала бы своим избранным кого‐нибудь другого, – тут же огрызается царевич.

– Это, например, кого?

Он пожимает плечами.

– Разве мало достойных юношей? Ты же выбрала слепца…

– Далась тебе эта слепота! – говорю я чуть громче, чем нужно. Ну правда, слепой – и что с того? Говорит о себе так, словно из-за этого он не человек.

Юнан словно голос теряет: открывает беззвучно рот, как рыба. Потом хватает пустой кубок, прижимаетк губам, кривится.

Я тянусь через стол и наливаю ему еще воды.

– Ты могла выбрать царя, Хилина. Это было бы правильно. – Юнан медлит, но потом его голос звучит так, словно он объясняет прописные истины ребенку: – Вдобавок он красив. Его любила великая богиня. Наверняка он умелый любовник, ты была бы с ним счастлива. И под его защитой.

– Защитой? – Я вспоминаю этого самого царя и не сдерживаю усмешку. – Ну и что бы сделал этот умелый любовник, когда узнал бы, кто я на самом деле?