Книга Смертная, страница 141 – Мария Сакрытина

Воин оборачивается, находит меня взглядом – и рукоять клинка в который раз выскальзывает из-под моих пальцев. Я понимаю, где видел этого чужеземца. Царевич Черного Солнца Гудея перед смертью смотрел на меня так же – те же черты, та же ненависть, даже усмешка та же.

Мардук никогда не отдает своих жертв – в этом они с Шамирам схожи. Значит…

– Царевич Зубе́ри, – с достоинством кланяется ему Тут, не пытаясь скрыть торжествующей улыбки. – Добро пожаловать в мой дом.

Дзумудзи

Лет десять назад Мардук приволок из похода пленную богиню. Кажется, звали ее Бе́кос. Создания мятежного Уту уродливы и омерзительны, ибо противны природе и установленному Отцом порядку. Однако с Бекос Уту воплотил мечту о Шамирам – как смог. Она получилась если не красивой, то хотя бы интересной: золотоволосая дева с львиным хвостом и когтистыми лапами вместо ног. Как многие духи, она любила обращаться зверем – львицей.

До границы Мардук тащил ее на цепи, точно дикую кошку. Но стоило ей обессилеть и принять истинный облик, и он поступил с ней так же, как поступал со смертными. Правда, в отличие от них, Бекос не сломалась, что Мардука только раззадорило.

Богиня в рабстве куда почетнее, чем принесенный тебе в жертву царевич. Играть с ней тоже гораздо интереснее. Мардук и раньше не умел вовремя остановиться, а после успешного похода, сытый от бесчисленных жертв и крови павших, он и вовсе распустился. С несчастной Бекос Мардук развлекался напоказ. «Какая мерзость», – шептали мои братья и сестры. Но никто из них не остановил Мардука. Создания Уту, некогда воевавшие с Отцом, считались и нашими врагами. Конечно, вступиться за Бекос не пожелал никто.

И я в том числе. После ухода Шамирам в нижний мир мне все стало безразлично: чувства притупились, желания исчезли. Мед имел привкус крови, но я пил его кувшин за кувшином.

В ту ночь был пир – в храме Мардука, как раз во славу его победы. Пришли все, кроме, кажется, Эа и Энки. Я пытался напиться до беспамятства, прямо как смертный, – настолько мне было плохо. Перед глазами стояло лицо того самого жертвенного царевича, обреченного вечно служить Мардуку. Он подносил и подносил мне мед, я же зачем‐то спросил, как его зовут, а потом заставил быть рядом весь праздник. Это спасло его от забав Мардука, но что такое одна ночь в сравнении с вечностью?

В разгар пира шум внезапно стих, и в огненный круг перед храмом вступил муж Бекос – Эха́т. На родине он оборачивался львом, а перед нами предстал в образе смуглого мужчины – жилистого, зеленоглазого, с волосами белыми, как снег. Он взглянул на замученную жену и, не меняясь в лице, опустился перед Мардуком на колени. Он говорил о милосердии, тихо и смиренно. Я слушал и думал: «Как глупо!» Милосердие незнакомо Мардуку. Он был создан, чтобы воплощать ярость войны, –какое же тут милосердие?

Все это совершенно меня не касалось, однако стоило взглянуть на Эхата, как что‐то зашевелилось в груди. Отголоски какого‐то чувства – не жалости, нет. Кто пожалеет чужеземного бога, чей род идет от демонов пустыни? Я просто вспомнил Шамирам – как она стояла передо мной на коленях. И умоляла. Очень похоже.

Поэтому, когда Мардук с хохотом пнул Эхата в лицо, а тот, не дрогнув, продолжил мольбу, хотя наверняка знал, что обречен, я не выдержал.