Книга Палач и Дрозд, страница 77 – Бринн Уивер

Да и теперь в них видятся отголоски пережитых эмоций.

– Сколько времени? – спрашиваю я, приподнимаясь.

Плечо болит, но меньше, потому что рука крепко примотана к торсу.

– Половина двенадцатого.

– До чего мне мерзко, кто бы знал… – бормочу я, бросая недовольный взгляд на свою одежду, которую не снимала много часов. Я не мылась больше суток – с того самого момента, как мы побывали в доме ужасов Харви Мида. Отголоски увиденного там осели на коже вместе со вчерашним потом.

– Идем. – Роуэн помогаетмне сесть. – Я наберу ванну. Горячая вода успокоит боль.

Оставив меня сидеть на кровати, он уходит в соседнее помещение, видимо, догадываясь, что мне нужно время прийти в себя. За дверью скрипит кран, шумно льется вода. Несколько минут я стою в темноте, пока наконец не удается перебороть слабость и не перешагнуть порог ванной.

Я молча подхожу к раковине и смотрю на свое отражение. Глаза щиплет от слез, которые комом встают в горле. На лице огромные багровые синяки; отпечаток ботинка стал ярче прежнего. По краям ноздрей засохли кровяные подтеки. Нос ужасно распух; хорошо еще в сторону не съехал, я и без того выгляжу как бродячая наркоманка.

– Готово. – Роуэн выключает воду. Я молчу. Он подходит ближе, появляясь в зеркале, где я безучастно разглядываю изуродованное лицо. – Позову Роуз, она тебе поможет.

– Не надо, – шепчу я. Слезы, как ни пытаюсь их сдержать, набегают на ресницы. – Лучше ты.

На одно бесконечно долгое мгновение Роуэн замирает. Затем подходит ближе и встает за спиной. Он смотрит в зеркало. Взгляд у него такой тяжелый, что чувствуется даже сквозь стекло.

– Ты красивая.

С губ срывается недоверчивая усмешка, больше похожая на всхлип.

– Ага, заметила, – киваю я, не сдержав слез. Знаю, что ничего страшного не случилось. Раны скоро заживут, синяки поблекнут, и я обо всем забуду – разве что стану изредка вспоминать потом и смеяться.

Беда в том, что на душе очень скверно. Может, я попросту устала от долгой дороги, боли и стресса, а может, не смогла принять тот факт, что не такая уж я и железная. Моя слабость видна невооруженным глазом. Всем – и в первую очередь Роуэну.

– Для меня ты красивая… – говорит он, смахивая с моей щеки слезу. Потом бережно проводит пальцем по синяку под глазом. – Очень редкий цвет, нечасто встречается в природе. Приведи хоть один пример.

Он снова гладит мне синяк – так бережно и мягко, что боли я не чувствую. У моего отражения трясутся губы. На глаза накатывают слезы.

– Баклажан. – Голос дрожит. – Самый противный овощ на свете.

Смех Роуэна обжигает мне шею и вызывает волну мурашек.

– Не согласен. Нет ничего хуже сельдерея.

– Баклажаны вечно развариваются в кашу.

– Если правильно готовить – нет. Я знаю один рецепт, тебе понравится.

– У меня лицо багровое. Как член. С логотипом «кархетт» на головке.

Роуэн отводит волосы с моего плечаи нежно целует в щеку, задержавшись губами на коже. Не надо видеть его в зеркале, чтобы чувствовать улыбку.

– Так, давай попробуем снова, – говорит он с ласковой насмешкой в голосе.

Обхватив меня рукой, он расстегивает первую из двух застежек на бандаже. На мой болезненный вздох отвечает еще одним поцелуем.

– Если уж на то пошло, этот цвет не имеет ничего общего с баклажаном. Больше похоже на ежевику. Самые вкусные ягоды на свете… А еще на ирисы. У них необычайно приятный запах… И небо перед рассветом. Самое прекрасное время суток.