Книга Жнец и Воробей, страница 130 – Бринн Уивер

Береги себя в дороге, Хаос.

Я люблю тебя. И не отпущу. Никогда.

ФК

Я улыбаюсь, смотря на карту и кладу её к остальным в ящик прикроватной тумбочки.

Каждую неделю. Независимо от того, где я нахожусь. Независимо от моей занятости. Не важно, крутое было шоу или провальное, дождь или жара. Один раз даже снег был. Каждую неделю Баз приносит мне письмо от Фионна.

А в последнюю неделю июля его приносит Хосе.

— Привет, — говорю я, когда он стоит возле моего трейлера в лучах вечернего солнца, держа шляпу в руке. — Хочешь войти?

— Нет, pequeño gorrión. Я просто… пришел, чтобы отдать тебе это, — он протягивает мне конверт, и я спрыгиваю с последней ступеньки, чтобы взять его, наблюдая, как он переминается с ноги на ногу. Поднимаю брови, молча спрашивая, а он о чём-то раздумывает. — Что ты тут делаешь, Роуз?

— В смысле? — смеюсь и показываю на трейлеры вокруг. — Я тут живу.

— Нет. Не живешь. Ты существуешь.

Эти слова как удар под дых.

— Это мой дом.

— Да. Но ты больше не та, что прежде. Не горишь желанием выступать. Даже не ставила палатку гаданий с тех пор, как мы начали тур.

— Если нужно, чтобы я погадала, то хорошо, — отвечаю я, скрестив руки на груди.

— Нет. Просто это приносило тебе радость. И другим тоже. Знаешь, на прошлой остановке меня нашла женщина по имени Люси и спросила, гадаешь ли ты еще.

В горле пересыхает.

— Люси…?

— Люси Крэнвелл. У неё трое детей. Она сказала, что видела тебя в Хартфорде. Что ты сделала ей расклад, который изменил её жизнь. Всю её жизнь, pequeño gorrión. Она хотела сказать спасибо.

— Почему ты не позвал меня?

Хосе пожимает плечами, грустно улыбаясь.

— Не думал, что ты хочешь, чтобы тебя нашли. По крайней мере, никто, кроме него, — говорит он, кивая на письмо в моей руке.

Я опускаю руки. Он прав. Я не открывала свою палатку с тех пор, как мы выехали в тур. Моя жажда справедливости навредила моим любимым. Навредила мне. Но я забыла, как это помогало тем, кто нуждается. Смотрю на конверт, знаю, там ещё одна карта. Может, пора снова стать Воробьем.

— Ты права, — говорит Хосе. — Это всегда будет твоим домом. Но не обязательно здесь жить. Мне тоже письмо пришло, — когда я наклоняю голову, он крутит шляпу. — Доктор Кейн сказал, что сожалеет о том, что не позаботился о тебе, как я просил его в тот день в больнице.И он сказал, что проведет остаток своей жизни, пытаясь загладить свою вину. Попросил не говорить тебе об этом, хотел сказать всё сам.

Я улыбаюсь сквозь слезы.

— Ты такой сплетник.

— Поэтому у меня такой хороший цирк. Я знаю всё про всех, — подмигивает Хосе. Он ухмыляется, но его улыбка постепенно становится грустной. — Он просит дать тебе отпуск, чтобы увидеться. Он любит тебя, Роуз. Мы всегда будем рядом, конечно. Но это? — показывает на сжатый конверт, — может быть твоим домом, если ты захочешь. Может, пора уехать. Вижу, что ты хочешь. Да?

Хочу ли? Не знаю. Держать эти письма в руках и читать красивые слова, в которые отчаянно хочется верить, — это одно. А стоять перед человеком, который разбил мне сердце, — совсем другое. Девять месяцев прошло. Думаю, он изменился. А может, и я тоже.

Хосе видит мою нерешительность и слёзы на глазах. В его глазах я тоже замечаю блеск, прежде чем он обнимает меня.

— Езжай, Роуз. А если ты не вернешься, я желаю тебе всего наилучшего, — говорит он, а я киваю, зажмуривая глаза. Слушаю биение его сердца, пока мы стоим в лучах летнего солнца. — И енотиху забери. Она постоянно в тесто для чуррос лезет. Я уже столько выкинул! — я смеюсь, хоть и без особого энтузиазма. Отстранившись, Хосе берет мое лицо в ладони и целует в лоб. — Я люблю тебя как свою дочь, pequeño gorrión. Это никогда не изменится.