Книга Черная овечка, страница 45 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

Я на мгновение задумываюсь, прежде чем ответить. У меня все еще гудит в голове, а мышцы сводит судорогой.Решение проблемы похоже на попытку вытащить ноги из глубокой грязи.

— Это был ваш третий вопрос, но самый важный. Прозвучавший, как обвинение. Полагаю, это тайное место?

— В некотором роде, — говорит он, поворачивается ко мне лицом. В тусклом свете поблескивает нож, зажатый в его руке.

Мужчина делает шаг ко мне. Возможно, это мои последние вздохи. Я не двигаюсь и тихо наблюдаю, как он приближается в маленьком, узком пространстве.

Мужчина обходит меня и разрезает стяжки, стягивающие мои запястья.

— Пойдем со мной, — говорит он, крепко сжимая мою руку.

Мужчина не торопит и не нянчится со мной, когда мы выходим из офиса. Прохладный ночной воздух приносит облегчение моей сгоревшей коже. Мы находимся на какой-то промышленной строительной площадке, где земля выровнена бульдозерами, припаркованными по периметру, а временные сооружения усеивают один край пространства. Идем к зданию с брезентовым куполом и входим в обшарпанную белую дверь.

Мужчина включает единственный ряд люминесцентных ламп над головой, и неразборчивый звук приглушенного, отчаянного голоса заполняет обширное пространство.

— Она сказала, что ты дьявол, — шепчет мне мужчина, когда мы останавливаемся на границе света. Девушка привязана к стулу, который стоит на листах прозрачного пластика. Ее рот заклеен клейкой лентой. Я узнаю ее дикие глаза. Она из коммуны, которое только что бросило меня на безжалостное солнце пустыни.

— Зара, — выдыхаю я. Мое сердце бешено колотится, кровь шумит в ушах. Зара вглядывается в тень, борясь со своими путами. Струйка крови рисует багровое пятно на ее лице.

Мужчина наклоняется ближе, его низкий голос шепчет мне на ухо.

— Она сказала, что ее послали проверить, что ты мертва, и убить, если это не так. Когда я нашел тебя, она пыталась уговорить размозжить тебе череп камнем. Она умоляла меня помочь ей выкинуть твою испорченную душу из этого мира.

Должно быть, они хотели проверить ее преданность. Зара не из тех, кто выдвигает обвинения, хотя она никогда и не вступалась за меня. Она не вызвалась добровольно читать молитвы. Не поет гимны с большим чувством и не говорит на языках. Она не восхваляет на коленях Ксантея.

Но она все равно унижается. Она все равно поет, читает молитвы и раскачивается, воздевая руки к небесам в поклонении.

Она одна из них.

Я делаю шаг вперед, на свет.

Глаза Зары расширяются. Я вижу в них каждую мысль. Каждую эмоцию. Осознание. Облегчение. Опять осознание. Страх и безнадежность. Отчаяние и ужас.

Я не двигаюсь, поглощаю все это.

— Это проверка, — говорю я мужчине, когда он останавливается рядом со мной.

— Да.

— И если не справлюсь, я умру.

Мужчина кивает у меня за спиной.

Я справлюсь.

— Можно мне, пожалуйста, взять нож? — спрашиваю я, протягивая руку. Мужчина вкладывает теплую деревянную ручку в мою ладонь.

Зара ерзает на стуле. Она пытается кричать и брыкаться, когда я приближаюсь с лезвием в руке. Но я не иду к ней. Вместо этого я наклоняюсь и вырезаю большой квадрат из края толстого полиэтилена на полу.

Я встаю, звук огорченных криков Зары преследует меня, когда я останавливаюсь перед мужчиной, протягивая ему нож лезвием к себе.

— Скотч, пожалуйста, — говорю я, когда его глаза наполняются блеском. Он кивает в сторону столика справа от меня.