Книга Черная овечка, страница 162 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

Мой рот словно набит ватой, когда я скатываюсь с дивана и, спотыкаясь, направляюсь к планшету, нажимая на него, чтобы включить камеры слежения.

Внедорожник «Преторианцев» катится к подъездной дорожке.

— Черт. Черт.

Я поворачиваюсь по кругу, пытаясь собраться со своими противоречивыми мыслями. Сначала отключить сигнализацию. Закрыть ноутбук, засунуть его под диван. Я засовываю туда же кетамин и шприц. Этим ублюдкам не нужно знать, что я все еще наполовину не в себе. Не лучшее место, чтобы прятать вещи, но они здесь ради меня, а не моих технологий или наркотиков.

Хватаю телефон. Принимаю таблетку. Беру оружие и бегу.

Я выскакиваю через дверь на берегу озера в лодочный сарай, набирая номер Самуэля на своем телефоне в отчаянной надежде, что он сможет ответить.

— Б-бриа, — произносит его спокойный, но нетвердый голос на другом конце провода, когда я достаю из тайников самое бесшумное оружие, какое только могу найти.

— Дядя, — шепчу я, останавливаюсь, чтобы проверить камеры слежения. Внедорожник останавливается на подъездной дорожке, пока я наблюдаю. — Бывало и лучше, — говорю я.

Наш кодекс.

Кто-то пытается убить меня.

— Ставлю пятьдесят шесть на пятьдесят, — говорю я, перекидывая через плечо колчан со стрелами для лука. Это еще один код, мое время заплыва на стометровке. Он поймет, что я собираюсь сбежать вплавь к тайнику с жучками на другом берегу озера. — Если получится, будет просто Ханни-Комб.^[19]

— Да, Ханни-Комб, — говорит он. Это особенность маленького домика в восточной части города, еще одно логово. В коридоре выложена шестиугольная плитка — деталь, о которойзнаем только он и я.

Я делаю судорожный вдох. Не думала, что мое сердце может быть разбито сильнее, но звук медленной, невнятной речи Самуэля, когда он повторяет это слово во второй раз, разбивает последние осколки.

Я проверяю камеры. Четверо мужчин крадутся к хижине с пистолетами наготове. Я не могу оставаться здесь больше ни минуты. Это всего лишь сарай для хранения наших каяков и каноэ, где мне негде спрятаться. Я не буду в безопасности.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

— Дядя, ты… ты был прав. Когда говорил. Мы не такие, как другие люди. Я пыталась. Я думала, что могу быть… другой, — я сглатываю, слезы застилают глаза. Я вытираю их тыльной стороной ладони. — Я просто… хочу поблагодарить тебя. За то, что подарил мне эту жизнь. За то, что выбрал меня. Можешь думать, что это неправда, или не чувствовать то же самое, и это нормально. Но я люблю тебя. И если я потерплю неудачу в этот раз, я просто хочу, чтобы ты знал.

— Бриа…

— До свидания, дядя.

Я вешаю трубку под звуки Самуэля, выкрикивающего мое имя.

Схватив планшет и свое оружие, я крадусь из лодочного сарая, бросаю свой телефон в озеро, прежде чем прокрасться в лес.

Это наш дом. Наше святилище.

И я убью этих преторианских ублюдков.

Я приседаю на корточки у кромки деревьев за скалистым выступом и включаю систему безопасности, чтобы отключить другие планшеты и любой доступ извне, включая Самуэля. Это значит, что он никогда не узнает подробностей, если у меня ничего не получится. Ему это не нужно, ведь он будет чувствовать себя бессильным отомстить. Я не могу так с ним поступить.

Наложенная на тетиву стрела нагревается под моими пальцами.

Когда первый мужчина появляется на берегу озера со стороны дома, у меня уже кружится голова от сочетания кетамина и адреналина. Он идет по дорожке, ведущей к нижней двери, расположенной под палубой, когда мимо него проходит второй мужчина, направляясь к эллингу. По камерам вижу, что двое оставшихся мужчин стоят в передней части домика, один проверяет окна, в то время как другой направляется к гаражу.